Жизнь известного живописца Ореста Адамовича Кипренского вплоть до наших дней оставалась объектом сплетен и легенд — от простых выдумок до возмутительной клеветы: его обвиняли в жестоком убийстве сгоревшей заживо натурщицы (предположительно и его любовницы); в непристойной связи с девочкой, которая впоследствии стала его женой; говорили о нем как о живописце, растратившем в Италии свой талант. Несмотря на многочисленные исследования о художнике, многие вопросы его биографии остались без ответа, зловещие легенды были неоднократно повторены и тем самым увековечены без проверки фактов.

В изданной «Новым литературным обозрением» книге Паолы Буонкристиано и Алессандро Романо «Охота на нового Ореста» впервые публикуются новые, неизданные архивных материалы и документы, которые восстанавливают историческую правду и опровергают ложные рассказы о Кипренском.

В рубрике «Книжное воскресенье» Точка ART публикует фрагмент главы, рассказывающей о злоключениях Ореста Кипренского в Риме в 1817-1820-е годы.

Судя по опубликованной в КПДС хронологической росписи дат жизни и творчества Кипренского, художник уже в ноябре 1817 года, то есть задолго до окончания предписанного ему срока пребывания в Италии, попросил разрешения остаться в Риме еще на один год, обещая вернуться в Петербург к весне 1820-го. Он повторил просьбу и в конце следующего года, то есть в то время, когда, согласно первоначальной программе его заграничной стажировки, должен был уже находиться во Франции или в Германии. И если в хронологической росписи за 1819 год нет никаких сведений о том, что его просьба была удовлетворена, но есть сведения о том, что в феврале 1820-го художник собирался отправиться в долгий обратный путь, то из нее же следует, что в конце этого года Кипренскому удалось добиться желанной отсрочки.

Очевидна противоречивость этих сведений, почерпнутых из четырех писем секретаря императрицы Н. М. Лонгинова, отправленных им Кипренскому между 1818 и 1820 годами.

К сожалению, автографы этих писем не сохранились: их тексты известны только по статье Толбина, поэтому их аутентичность вызывает большие сомнения. Но не будучи намерены заниматься проблемой фальсификаций Толбина, мы сочли более целесообразным попытаться реконструировать истинный ход событий, основываясь на точных данных бесспорных свидетельств в исторических документах.

В одном из писем к Лонгинову, относящемся к 1819 году, автограф которого, к счастью, сохранился, Кипренский благодарит его и выражает свою радость по поводу того, что просьба о продлении его пребывания в Риме еще на год была принята благосклонно. Письмо не датировано, но на обороте л. 2 есть пометка .13 чет. 2-мца., которую редакторы КПДС сочли датой, то есть 13 февраля, и предположительно датировали письмо этим числом и месяцем. Но в 1819 году 13 февраля пришлось не на четверг, а на субботу, и кроме того, вполне возможно, что это не столько дата создания письма (если так, то это был бы единственный случай в эпистолярии Кипренского, когда он датировал письмо таким особенным и отчасти шифрованным способом), но пометка, оставленная на листке, который художник потом использовал, чтобы второпях написать Лонгинову: не случайно текст письма очень лаконичен и завершается словами: .Сию секунду едет курьер.. Поэтому мы полагаем, что письмо написано в тот момент, когда Кипренский только что получил вожделенное разрешение остаться еще на год в Риме и в порыве восторга поторопился написать Лонгинову.

В этом письме сообщается также о визите великого князя Михаила Павловича, который приехал в Рим 5 февраля 1819 года, 27 февраля на месяц уехал в Неаполь, возвратился 26 марта и покинул Вечный город 20 апреля. Поскольку Кипренский уточнил, что «Великий князь Михаил, окружаем почтенными Генералами», путешествует, письмо, как кажется, почти несомненно было написано между концом февраля и концом марта 1819-го. И отсюда следует, что переговоры о продлении пребывания Кипренского в Риме велись в промежуток времени от конца 1818 до начала 1819-го, когда ему было высочайше позволено остаться за границей на четыре года и возвратиться в Россию в начале 1820-го.

В мае 1829 года полномочный российский министр в Риме А. Я. Италинский, пожилой дипломат, славившийся своим опытом и ученостью, открыл против художника компрометирующую его кампанию. Речь идет об известном событии, которое служило предметом многих споров и в связи с которым задавалось — и продолжает задаваться — множество вопросов.

Обычно доброжелательный к русским художникам, Италинский в письме от 18 мая к президенту Академии художеств А. Н. Оленину выразил свое полное и совершенное неудовольствие Кипренским:

<…> я не могу дать о нем такого же свидетельства, как о других <…> художниках, несмотря на то, что его более длительное пребывание в Риме и значительно больший пенсион от щедрот Ее Величества царствующей Императрицы дают, казалось бы, основания видеть значительно более совершенными произведения, вышедшие из-под его кисти. Предполагая, что от Вашего Превосходительства зависит определение того времени, которое этот художник проведет еще здесь, почитаю своим долгом просить Вас по ряду причин сократить, насколько возможно, этот срок.

Этот запрос поразителен не только по своему содержанию, которое может создать впечатление, что срок пребывания Кипренского в Риме зависит от Оленина, но и по времени, когда он был высказан (строго говоря, художник уже должен был уехать из Рима); и, конечно, Италинскому было хорошо известно о том, что Кипренский не был пенсионером Академии.

Обо всем этом стало известно в Италии так скоро, как только это позволили сроки прохождения почты между двумя странами, поскольку 10 августа С. Ф. Щедрин писал С. И. Гальбергу из Неаполя: .Министр, писавши к Президенту разные похвалы о нас, упомянул так, что о Кипренском он этих похвал не может сказать.

В свою очередь Лонгинов, которому Оленин переслал письмо Италинского, поспешил от имени императрицы получить у президента Академии

<…> более точные сведения о жалобах, повод к которым мог дать Г. Кипренский во время своего пребывания в Риме Г. Италинскому или другим — либо поведением, либо малой пользой, которую он, судя по письму Г. Италинского, удосужился извлечь из предоставленных ему для учебы возможностей.

Кроме того вероятно, что по поручению императрицы Лонгинов облек Оленина полномочиями ответственного лица и посредника в выяснении обстоятельств дела. Он добавил также, что императрицу

<…> следовало бы уведомить как можно скорее, потому что в настоящий момент Г. Кипренский, должно быть, уже покинул Рим. Ожидая сведений о тяготеющих над этим художником столь больших обвинениях <…>.

Это дополнение свидетельствует о всеобщей уверенности в том, что Кипренский уже уехал из Рима, пусть и с опозданием относительно предписанного срока.

В постскриптуме Лонгинов сослался на несохранившийся доклад, направленный графу К. В. Нессельроде, в то время управляющему Коллегией иностранных дел, другим старым и опытным дипломатом Петром Яковлевичем Убри, которого Мария Дмитриевна Гурьева, супруга Нессельроде и сестра Н. Д. Гурьева, назвала «в высшей степени посредственной» и «жалкой» личностью.

По словам секретаря императрицы, Убри выразил по поводу Кипренского такие же сомнения, как и Италинский, хотя Лонгинов не поведал о том, по какому именно поводу Убри предпринял этот крестовый поход против художника.

16 мая 1820 года, то есть двумя днями раньше Италинского, Убри в другом своем письме уже писал Оленину из Флоренции, в частности для того, чтобы обсудить кандидатуру нового «надсмотрщика» за русскими пенсионерами в Риме. Из текста письма можно извлечь только то, что Убри поспешил встретиться с Италинским сразу же по приезде в Рим. И даже подчеркивая большое уважение, которым Италинский пользовался среди художников, Убри все же заметил, что полномочный министр в Риме не годится для роли руководителя по причине пожилых лет и многочисленных обязанностей по долгу службы.

Но о Кипренском Убри не написал ничего плохого, кроме, может быть, возражения против идеи Оленина возложить на него обязанность надзора за художниками — со скрытыми функциями информатора, — но предстоящий Кипренскому отъезд естественно делал его неподходящим кандидатом. Такую резкую перемену взглядов мы объяснить не в состоянии, но это письмо, по крайней мере, исключает отказ художника от этой «почетной» обязанности из числа возможных причин конфликта.

Многие полагали, что своим разладом с властями Кипренский целиком обязан самому себе — из-за того, что он был якобы вовлечен в движение неаполитанских карбонариев. Но эта гипотеза не имеет оснований по разным причинам. Во-первых, движение карбонариев заявило о себе только в июле 1820-го, то есть больше, чем через месяц после письма Италинского. Во-вторых, в письмах С. Ф. Щедрина нет ни одного упоминания о том, что Кипренский во время своего первого пребывания в Италии посещал Неаполь, между тем как факт его постоянного проживания в Риме хорошо документирован. Наконец, в этот самый период времени из Рима в Королевство Обеих Сицилий отправились К. А. Тон, Ф. Ф. Эльсон и В. А. Глинка,чьи имена встречаются в письмах С. Ф. Щедрина, поэтому трудно предположить, что поездка Кипренского в Неаполь не нашла бы отражения в письмах обоих художников или что Кипренский не известил бы коллегу о своем приезде.

Кроме того, в своих отзывах о беспокойной атмосфере, сложившейся в Королевстве Обеих Сицилий, Италинский и Убри отнюдь не высказывали откровенного порицания в адрес движения карбонариев, продемонстрировав некоторую даже терпимость, по крайней мере в отношении к его наиболее умеренному крылу.

Неизвестно, как Оленин прореагировал на мнение Италинского и Убри: документы, которые могли бы пролить свет на это дело, неизвестны. Стоит, однако, заметить, что в письме президента Академии художеств к Лонгинову от 23 октября (ст. ст.) 1821 года ни словом не упомянуто об этих обстоятельствах — и нет никаких указаний на то, что решение об отложенных сроках возвращения Кипренского в Россию было пересмотрено. Художник не покинул Рим, оставшись в Вечном городе еще на много месяцев.

---

Охота на нового Ореста: Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) / Паола Буонкристиано, Алессандро Романо; пер. с ит. О. Б. Лебедевой. — М.: Новое литературное обозрение, 2023. — 408 с.: ил. (Серия «Очерки визуальности»).

Купить книгу по выгодной цене Купить в Лабиринте

---

Главы из других книг издательства на сайте журнала:
Художественное подполье: глава из книги Светланы Макеевой «Рождение инсталляции»
Больше не цвет: глава из книги Мишеля Пастуро «Белый»
Зависть, ревность, вероломство: глава из книги Мишеля Пастуро «Желтый. История цвета»
Цена выживания: глава из книги Питера Брауна «Мир поздней Античности: 150–750 гг. н.э»
Книга про Иваново: город невест и художников глазами Дмитрия Фалеева
Разговоры со студентами: глава из книги Дмитрия Крымова «КУРС»
Иван Чуйков, художник, владеющий словом: глава из книги «Разное»
«Джотто и ораторы»: глава из книги Майкла Баксандалла
«Новое недовольство мемориальной культурой»: глава из книги Алейды Ассман
Последние романтики: глава из книги Михаила Вайскопфа «Агония и возрождение романтизма»
На сломе эпох: глава из книги «Иван Жолтовский. Опыт жизнеописания советского архитектора»
«Театр Роберта Стуруа»: глава из книги Ольги Мальцевой