Мюшембле Робер. «Цивилизация запахов. XVI — начало XIX века»

02 августа 2020

Главная тема книги издательства Новое Литературное Обозрение — запах. Ее автор, ведущий французский историк культур Робер Мюшембле, опираясь на научные открытия, считает, что запах — это ворота, через которые входят и запоминаются эмоции. Вероятно, обоняние — единственное чувство, которое основано не на врожденном, а на приобретенном, на опыте. Двойственные сигналы, посылаемые обонянием, могут вызывать как удовольствие, так и страх или отвращение. Возможно, используя огромное количество информации, оставленной живыми существами, которых давно уже нет на свете, можно создать некую экспериментальную историю.

Какими причудливыми, опасными и зловонными снадобьями пользовались несколько столетий назад для наведения красоты? Как художникам удавалось передать в живописи благоухание и вонь? Какие нескромные стихи посвящали интимным частям тела поэты? Как чувственные духи животного происхождения сменились растительными, и как медики пытались победить чуму с помощью сильных ароматов? Книга «Цивилизация запахов. XVI — начало XIX века» показывает, что классификация запахов во многом зависит от культурных установок различных эпох и ольфакторное восприятие подвержено такой же трансформации, как и эстетические критерии в искусстве.

Для публикации в рубрике «Книжное воскресенье» журнал об искусстве Точка ART выбрал отрывок из главы «Запахи женщин».

© НЛО

Глава IV. ЗАПАХИ ЖЕНЩИН

Почему женщины гораздо больше, чем мужчины, ценят духи? Поэты могут сказать, что женщины тоньше, чувствительнее, «воздушнее» мужчин. Однако в европейской цивилизации причины этого явления в первую очередь культурные и социальные. На протяжении двух или трех тысяч лет женщин обвиняют в том, что от них пахнет хуже, чем от представителей мужского пола. Несмотря на то что подобные утверждения в настоящее время исчезают или, лучше сказать, вуалируются, они — хоть и звучат чудовищно сексистски — продолжают существовать в нашем мире. Некоторые сказали бы, что они существуют на уровне подсознания.

В предыдущей главе мы показали, что представители обоих полов не испытывают отвращения ко всему, что связано с задним проходом. В раннем детстве обучение стыду и страху перед всем, что может быть потенциально плохо или опасно, не основывается на подобном механизме. Это обучение опирается в основном на страх перед женским телом, во-первых, чтобы как-то ограничить мужские желания, насколько это возможно, а также чтобы побуждать девочек к разумному поведению: им твердят о чудовищной власти их сексуальности. Они не просто учились сдерживать свою чувственность, которую облеченные властью мужчины полагали ненасытной: их убеждали, что они являются носителями всеобщей угрозы. Опирались при этом на античные источники. В I веке нашей эры Плиний Старший описывал женщин как всадниц Апокалипсиса, каждый месяц приносящих в мир смятение.

Но нелегко обнаружить что-то более странное, чем менструации женщин. Когда они в таком состоянии близко подходят к молодому вину, оно киснет, зерновые культуры вследствие их прикосновения перестают плодоносить, привои погибают, ростки в садах засыхают, плоды деревьев, под которыми они посидели, осыпаются, блеск зеркал от одного их взгляда тускнеет, оружие притупляется, слоновая кость теряет свою прелесть, пчелиные улья гибнут, даже медь и железо тотчас ржавеют и приобретают зловонный запах, и собаки, полизав их, впадают в бешенство, а укус их пропитывается неисцелимым ядом.

Женщина, дурно пахнущая по своей природе и окруженная тревожным ореолом, во время менструации становится пугающей. Такая концепция обеспечивает господство самцов над самками: со времен Древней Греции женская роль сводится к ублажению хозяина и рождению детей. Запах женщины противоречив, чего не скажешь о мужских запахах. Он обладает мощной привлекательной силой, но еще сильнее отталкивает мужчин, когда у женщины менструация, когда она больна или когда постарела. В одном существе уживается странная смесь сексуальной притягательности и страха смерти. В 1924 году в своей работе «Таласса, опыт генитальной теории» Шандор Ференци, последователь Фрейда, утверждает, что мужчины совокупляются с женщинами, потому что от женских гениталий пахнет селедочным рассолом, и что таким образом они пытаются попасть на свою прародину, в океан. Псевдонаучная формулировка попросту напоминает о том, что в воображении западного человека неприятный вагинальный запах ассоциируется с запахом рыбы. Французское просторечие сохранило следы этого: проститутку часто называют треской, а ее сутенера — скумбрией.

В XVI и XVII веках это явление было в центре внимания. Врачи утверждали, что неприятный запах, исходящий от женщины, намного сильнее исходящего от мужчины, что нисколько не мешает ему желать ее. Усиливается страх перед менструацией. Старухи же, у которых уже нет менструаций, парадоксальным образом обвиняются в распространении ужасной, чуть ли не дьявольской вони, что объясняет коллективную боязнь ведьм, приговариваемых к сожжению на костре. Что же касается кокеток, стремящихся спрятать под духами свой специфический запах, считающийся отвратительным, то они попадают под огонь критики со стороны представителей духовенства: таких женщин упрекают в желании нарушить божественный ход вещей, чтобы легче было соблазнять мужчин. Распространение ольфактивных табу гораздо сильнее, чем раньше, демонизирует дочерей Евы. Убежденные в своей неполноценности, стыдящиеся своей природы, женщины переживали тогда один из самых антифеминистских периодов в европейской истории.

Демонизация запаха женщины

По мнению нидерландского врача Левинуса Лемния (1505–1568), автора одного очень известного труда, написанного на латыни и переведенного на многие языки, «женщина полна экскрементов, а из-за ее цветов (менструаций) от нее исходит неприятный запах, а также в ее присутствии все портится, разрушаются естественные силы и способности всего сущего». Как и Плиний Старший, автор полагает, что контакт с менструальной кровью губит цветы и фрукты, слоновая кость от нее тускнеет, оружие тупится, собаки становятся бешеными. Вслед за Генрихом-Корнелием Агриппой он добавляет к списку катастроф почернение льна, выкидыши у кобыл, бесплодие ослиц, в более широком смысле — невозможность зачать; кроме того, пепел от простыней, запятнанных менструальной кровью, обесцвечивает пурпур и цветы. Лемний утверждал даже, что женский запах вреден. Развивая античную гуморальную теорию, он полагал, что это связано с холодностью и влажностью, свойственным женскому полу, тогда как «природное тепло мужчины насыщено парами, нежно, приятно и полно ароматов». Приближение такого тошнотворного создания, добавляет он, высушивает, пачкает и делает черным мускатный орех. Коралл при контакте с ним бледнеет, а если его носит представитель мужского пола, становится ярче.

Пять чувств, и главное среди них — обоняние. Сборник иллюстраций к Библии Жана Меса, лист 9. Гравюра Адриана Колларта по Мартину де Восу, XVII век © НЛО

Его концепция природы предписывает ему методично и скрупулезно противопоставлять друг другу две половины человечества. К ней следует относиться очень серьезно, принимая во внимание большой международный успех, который снискал его труд, и тождественность его взглядов взглядам врачей того времени. Он приписывает женщинам чувство глубокого стыда, потому что, как он утверждает, утопленницы плавают животом вниз, а мужчины-утопленники, наоборот, лицом вверх. Речь идет о религиозном и моральном восприятии разницы полов: существует имплицитная связь между мужчиной, теплом, светом и Богом, тогда как женщина, связанная с холодом и сыростью, тянется вниз, туда, где для современников автора находилось дьявольское подземное царство. Христианизированная античная гуморальная теория обозначает изначальную дихотомию, как и особые отношения женщины со Злом.

Эта же мысль повторяется и в других пассажах труда Лемния. Виновные в супружеской измене, пишет автор, «никогда не носят драгоценных камней, которые были бы красивыми и чистыми, потому что притягивают к себе пороки этих вонючих тел, которые брызжут своим ядом и портят камни, как женщины с менструацией портят чистое и отполированное зеркало». Хороший мужской запах, извращенный плотским грехом, в этом случае также становится ядовитым и способен заставить потускнеть драгоценные камни. Таким образом утверждается базовая теория заражения, от вредоносного телесного контакта до отравления воздуха. Грешное тело любовницы способно заразить тело любовника, а оно в свою очередь будет выделять яд и заражать самые чистые вещи. Для ученых эпохи Возрождения, как и для поэтов, физический микрокосм невидимыми нитями связан с совокупностью божественного мироздания. Таким образом, и без того тревожная природа дочерей Евы становится откровенно опасной в период менструации. Вот почему сексуальные отношения в это время должны быть категорически запрещены.

Характеристики медицинской доктрины заражения, инфекции, плохого воздуха, чумного запаха являются атрибутами Дьявола — мы это увидим в следующей главе. Лемний пишет, что из грязи рождаются мыши и прочие грызуны, угри, миноги, улитки, слизни, черви. Также улитки, шмели, осы и мухи могут рождаться из коровьего навоза. Век спустя немецкий иезуит Афанасий Кирхер (1602–1680) писал, что таким же образом появляются на свет лягушки и змеи.

Согласно царившим в ту эпоху идеям, создания, рожденные из гнили и экскрементов, укрепляют связь сатанинского мира и мира женщин. Многие из них, в частности улитки и слизни, были в те времена компонентами средств по уходу за внешностью и женским здоровьем. Все они рассматривались как обычные представителя ада. Их можно найти на картинах художников, осмеливавшихся изображать шабаши ведьм.

Идеи Лемниуса получают хороший прием у образованной публики второй половины XVI века, когда гуманистический оптимизм Эразма и Рабле понемногу вытесняется гуманизмом благочестивым, набожным. Распространяемый среди прочего в иезуитских учебных заведениях, этот благочестивый гуманизм имеет в своей основе трагическую концепцию грешного человека, раздавленного Господней местью. Эта концепция вновь вызывала недоверие к античным языческим текстам, которые теперь тщательно вымарывались из ученических книг. В этом русле существование двух полов драматизируется и вписывается в вечную христианскую борьбу между силами Добра и силами Зла.

Мужчина присоединяется к божественному войску, а женщина, если не контролируется отцом, мужем или братом, уступает сатанинским соблазнам. Поэтому мужская опека необходима для ее благополучия5. Отход от этой опеки неминуемо ведет ее в объятия Сатаны. Это очень удобное оправдание для нарастающей слежки за представительницами женского пола. Врачи рассуждают о «естественной», то есть угодной Богу, неполноценности женщин и ловко погружают их в ужас перед собственным телом, представляющим собой угрозу для всего сущего. Эти идеи охотно подхватывали многие писатели.

Таков таинственный сеньор де Шольер. Он наполняет свои истории гуманистическими ссылками, в особенности медицинскими, но также и моральными рассуждениями, почерпнутыми из духовных источников. В своем труде «Утренние беседы» (1585) он много говорит о женщинах, критикует их и морализирует гораздо больше, чем его собратья. Вероятно, он скрывал свое имя. Полагают, что за этим псевдонимом скрывался бывший протестант Жан Дагоно , настоятель собора в Абвиле, автор размышлений о ловушках, расставляемых Сатаной, плотью и светом. Упомянутое нами произведение содержит мысли, подтверждающие эту гипотезу. Чтобы жить дольше, пишет автор, следует обходиться без совокупления. Общение с дамами крайне вредно для здоровья, потому что «жар их печи» иссушает несчастного любовника. В морализаторском стиле он рассуждает о «бездне бесстыдства» и напоминает, что «мужчина — хозяин женщины». Упрекая некоего мужа в том, что под влиянием супруги он «превратился в козла», Шольер приводит демонический образ: рогатое животное, одновременно вонючее и похотливое, — это Сатана на шабаше ведьм. Глава, посвященная паузе в супружеских отношениях, представляет собой обвинительную речь против ежемесячных женских кровотечений, «этого слизистого красного дегтя»; при этом пространно цитируется диатриба Плиния Старшего. «Даже воздух заражается этим», — уточняет Шольер. К этому добавляются настоятельные советы избегать «ядовитой крови», прекращая половую жизнь на восемь дней в месяц, что в год составляет девяносто шесть. Такой совет мог бы дать строгий исповедник. Любовные утехи также следует забыть на два года, пока женщина кормит ребенка грудью, потому что сотрясения, возникающие при коитусе, «вновь вызывают к жизни менструальные цветы», запах которых заставляет сворачиваться материнское молоко: «Несчастный, ты испортишь молоко!»

Запрет этот, впрочем, прописан в каноническом праве, уточняет он, но забывает добавить, что Церковь, кроме того, выступает за супружеское воздержание в Великий пост и Адвент — Рождественский пост. В 1587 году в своем труде «Послеобеденные беседы» он продолжает мизогинические речи и объясняет женскую болтовню влажностью женского мозга. “Пожалуй, болтовня во многом служит женщинам, чтобы очистить мозг и удалить опасные жидкости, которые со временем, если бы они удерживались в организме, могли бы нанести вред«7. Значит, у молчаливых женщин в головах сидит Дьявол!

Запрет на секс во время менструации, по-видимому, становился все строже, даже если сомневаться, что все следовали установленным нормам. Во всяком случае, врачи без колебаний использовали чувство страха, чтобы заставить применять эти нормы. В 1585 году Жан Льебо писал, что кое-кто из его коллег опасался, что в случае нарушения табу будут рождаться прокаженные дети; сам он полагал, что в результате такого совокупления на свет будут появляться уроды. Разумеется, проблема неприятного женского запаха не была в новинку для врачей, потому что от него существовало множество лекарств. Королевский врач Жан де Рену, скончавшийся около 1620 года, предлагал смесь для сжигания в курильницах «для здоровья или для соблюдения приличий». Вот рецепт такой смеси, которую легко приготовить. Ее использовали светские дамы, когда были нездоровы, особенно в первый день, когда принимали лекарство: «порошок на основе апельсинных и лимонных корок, гвоздики, корицы, мускуса и тому подобного растворить в розовой воде; потом поставить на огонь вышеназванную курильницу, чтобы неприятный запах скрывался ароматом этой смеси». Он рекомендует также медикаменты для лечения определенных частей тела: «пессарии (вагинальные свечи) в форме Приапа или свечи для дыры в заду в форме цилиндра». Что же касается неприятных женских запахов, то, по мнению Луи Гюйона, скончавшегося в 1617 году, их можно победить двумя способами: «вонючие травы», например, марь вонючая и рута, позволяют держать на месте матку, которая часто меняет местоположение, если верить Рабле. Для достижения того же результата следует, наоборот, использовать приятные запахи или духи: повитухе надо взять на палец немного лавандового или миндального масла с несколькими крупинками мускуса или цивета и ввести эту смесь как можно глубже.

Когда от дамы пахнет не розами

Неприятные женские запахи в XVI–XVII веках волнуют воображение художников, часто намекающих на это в своих картинах. Неизвестный художник на эстампе «Жизненные удовольствия», судя по костюмам, датируемым XVII веком, пытается передать запах, изобразив даму света, сидящую за столом с розой в левой руке. Под ее рукавом с той же стороны прячется маленькая собачка. Модницы носили их тогда в муфтах. Здесь мы видим явный намек на неприятный запах, исходящий от подмышек дамы11. Когда лучший друг человека, славящийся своим несравненным нюхом, присутствует на картинах рядом с женщиной, это служит для передачи запахов (ил. 2, 3). Знаменитая на всю Европу «Иконология» Чезаре Рипы , написанная в 1593 году и в 1643-м переведенная на французский язык, в качестве модели предлагает художникам стоящую женскую фигуру с цветами и флаконом духов в руках; у ног женщины расположилась собака. Этим явно вдохновился Абрахам Босс.

Обоняние. Гравюра Иеремиаса Фалька © НЛО

На офорте 1638 года дама держит в руке еще и курительную трубку. С конца XVI века художники предпочитают изображать влюбленную пару. Барышня, как правило, вдыхает аромат розы или дает насладиться им своему партнеру; на уровне ее коленей, рядом с корзинкой с цветами, находится собачий нос. За поэтическими образами скрывается настоящий смысл: нет ничего, что бы пахло более неприятно, чем женские гениталии, как говорит Жан де Рену. Нидерландский гравер Криспин Ван де Пасс (ок. 1564–1637) беспощаден к своей модели. Девушка, одетая по моде, с кружевным воротничком, в левой руке держит цветок и прижимает к груди маленькую собачку.

Справа от нее мужчина из высшего общества, с большим кружевным воротником, бросает на нее сардонические взгляды, демонстративно зажимая нос13. В новом изображении обоняния — через пару — сильна эротическая составляющая, при этом зрители призываются к осторожности, особенно мужчины, потому что изображенная женщина, дурно пахнущая и грешная, вызывает желание.

Во время путешествия во Францию изысканный молодой итальянский священник Себастьян Локателли 14 мая 1665 года так описывает свои впечатления о запахах в Сольё, в Бургундии:

Мы пошли посмотреть, как танцуют девушки на выданье, как это принято по праздникам. Первый танец сопровождался мелодией, которую играли на огромной дудке, но волынки в их руках звучали гораздо лучше! <…> Однако за этим веселым зрелищем было лучше наблюдать издалека, потому что ужасающая вонь портила праздник. Весельчак Филиппони затеял танец, в котором танцующие время от времени целуются; так как в каждом туре танцоры меняются партнерами, он успел перецеловать всех девушек. Однако я вас уверяю, что это удовольствие умерялось отвращением. Чтобы находиться рядом с некоторыми из этих женщин, надо иметь очень крепкий желудок.

Отметим, что он говорил лишь о неприятных запахах, исходивших от женщин, о том же, как пахло от мужчин, специально не упоминал. Впрочем, он приписывал свои собственные ощущения попутчику. Если он четко усвоил необходимость не приближаться к девицам, дьявольским соблазнительницам, то его товарищ не обращал внимания на их интимные запахи, которые вдыхал, целуя их всех по очереди. Сцена становится понятной после ознакомления с мнением светского священника о женщинах, которое он приводит в другом месте своих мемуаров: «Мужчина теряет разум от внешней красоты, которая исчезает, как молния, от нее остается лишь вонь, зараза, а после того как он опомнится, приходят боль и раскаяние за то, что любил ее».

Его отвращение — результат строгого ольфактивного воспитания. Любой женский запах для него — сигнал об опасности, тогда как в прежние времена он был мощным эротическим призывом, которому всегда уступал Филиппони.

«Эротическое дыхание»

Вспомним многочисленных авторов, уже цитированных нами ранее. Внимание к потребностям человеческого тела поможет несколько выправить сложившееся положение вещей. Дамы, описанные Брантомом в «Жизнеописании знаменитых женщин», опубликованном много позже его смерти, случившейся в 1614 году, гораздо в меньшей степени недотроги, гораздо более раскованные и чувственные.

Обоняние. Гравюра Абрахама Босса. Ок. 1636 © НЛО

В книге читаем, что «духи сильно разжигают любовь». Появляется множество работ, авторы которых враждебно настроены к этой мысли, что доказывает, впрочем, не столько исчезновение подобного поведения, сколько сопротивление ему. Что бы сказали эти моралисты о поступке одной безутешной супруги, потерявшей мужа? Она отрезала кое-какие части его тела, «прежде столь ею любимые, и забальзамировала их, надушила духами и припудрила мускусной пудрой, а потом положила в золоченую шкатулку», чтобы хранить как большую драгоценность. Не знаю, правда ли это, пишет автор, но история понравилась королю, который пересказал ее своему окружению. Его собственная версия приключений Венеры, обманывавшей своего мужа Вулкана с богом войны Марсом, возможно, достигла ушей Генриха IV, а позднее — Наполеона I. Богиня выбрала себе не кудрявого красавчика, а любовника, вернувшегося с войны, покрытого потом и почерневшего от пороха, который разделил с ней ложе, весь залитый кровью после битвы, «ни помывшись, ни надушившись». Возбуждение, связанное с потом партнера, которое испытывают женщины, но не мужчины, наводит на мысль о гормоне андростероне, который известен современной науке. В обоих случаях Брантом ставит акцент на запахе. По его мнению, красивые и утонченные мужчины в меньшей степени способны разжечь женскую похоть, «нежели мужчина уродливый, воняющий козлом, грязный и похотливый».

В 1611 году в Марселе состоялся громкий уголовный процесс против Луи Гофриди, священника собора Нотр-Дамдез-Аккуль. Он был приговорен к сожжению на костре за колдовство. Его «Исповедь» была опубликована и распространялась в Экс-ан-Провансе под видом «утки». Дешевые бульварные газетенки имели очень широкую аудиторию, потому что новости, опубликованные в них, передавались изустно и доходили до сведения неграмотных. Практически полное переиздание текста в издании Mercure francais в том же году сделало ему рекламу как в Париже, так и во всем королевстве. В этом коротком тексте речь идет о договоре с Люцифером, заключенном из честолюбия и из желания «обладать несколькими девицами». Вероятно, документ не в полной мере отражал мысль приговоренного. Он опирается непосредственно на демонологию, практикуемую католическими теологами, чтобы обнажить и потом уничтожить тех, кто заключил сделку с Сатаной. Таким образом, перспективы у Гофриди крайне печальные — он совершил смертный плотский грех. Однако некоторые эротические формулировки отражают магические верования, разделяемые как учеными, так и простыми людьми. Искуситель, обучая своего адепта секретам неотразимого соблазнения, будто бы говорил такие слова: «Своим дыханием я зажгу пламя любви во всех девицах и женщинах, лишь бы только это дыхание достигло их носов». Гофриди будто бы хвастался, что «надул» себе тысячу женщин и девиц и получил при этом очень большое удовольствие. Именно таким образом он завоевал благосклонность Мадлен де ла Палю, дочери марсельского дворянина. Чем больше он «дышал» на нее, тем сильнее она влюблялась в него и желала близких отношений. Он признался также, что принимал участие в шабаше, на котором Дьявол в извращенной форме проводил католические обряды, и что и там «надышал» себе девиц и воспользовался ими. Текст заканчивается казнью Гофриди, на которой, по мнению автора, присутствовало три тысячи человек.

Эротичное дыхание священника-колдуна говорит о мощной привлекательности запаха его тела для множества женщин. Эта газетная «утка», пропагандистское орудие религии, более требовательной к городскому населению, имеет целью выставить ловушкой Дьявола древнее магическое восприятие мужского дыхания: попадая в нос, в те времена считавшийся эрогенной зоной, оно способно очаровывать женщин и пользоваться ими в свое удовольствие. Кроме того, оно обладает многими лечебными свойствами. В деревнях вплоть до наших дней некоторые мужчины считаются обладателями такого дара и лечат определенные болезни, например, вывихи.

Старуха и смерть

Поэты эпохи Возрождения унаследовали от античных поэтов — в частности, от Горация, Овидия, Апулея или Марциала — крайне презрительное отношение к старым женщинам. Под впечатлением от античной поэзии Маро написал контрблазон о соске, который мы цитировали в предыдущей главе. Поток литературы на эту тему вплоть до середины XVII века производит большое впечатление. В трагический барочный период подчеркиваются нездоровые черты, свойственные пожилым женщинам. Эту тенденцию поддерживают демонологи, пишущие о неслыханных преступлениях ведьм — как раз в то время, когда их сжигают на кострах, то есть с 1580 года до конца царствования Людовика XIII.

Обоняние. Гравюра Яна Петерсона Санредама © НЛО

На фоне чудовищных проклятий, обрушивавшихся на головы матрон, замечания Брантома или врачей выглядят почти терпимыми, снисходительными. Первый передает слова одной женщины: будто бы «у одной важной дамы, ну очень важной, изо рта пахло хуже, чем из медного ночного горшка; один из ее близких друзей, подходивших к ней вплотную, подтвердил эти слова; если это так, то она состарилась». Быть может, речь идет о его подруге Маргарите Валуа, королеве Марго? Что же касается врачей, то они, как мы видели, рекомендуют множество различных средств, скрадывающих неприятные телесные запахи, — в частности, душистые саше, которые носили на груди.

Резкость нападок на пожилых женщин поражает. Она во многом превосходит гротескную средневековую традицию их изображения в литературе, которую можно встретить, например, у Вийона. С первой четверти XVI века то же явление прослеживается в живописи на берегах Рейна, где готовилась Реформация. Величайшие художники — назовем хотя бы Дюрера — изображают колдуний обнаженными. На этом с 1510 года специализируется Ханс Бальдунг по прозвищу Грин. Однако он воспользовался возможностью на законных основаниях изобразить прелести юных красавиц. На одном из его рисунков, сделанных около 1514 года, запечатлены две молодые женщины в эротичных позах, окружающие крепкое тело старухи с обвислой грудью; возраст старухи можно определить только по лицу. Женщина, изображенная Никлаусом Мануэлем по прозвищу Дойч (ум. 1530), производит более тревожное впечатление. Она растрепана, что говорит о ее дурном нраве; на ее лице и теле приметны следы старения. Тем не менее ее поза анфас провокационна, зритель видит ее похотливый оскал. Обвисший бюст и заросший волосами лобок намекают на мрачный эротизм, с демоническим привкусом43. Писатели винят также тех, кто, пережив климакс, продолжает терять голову от любви. В «Похвале глупости» (издана в Париже в 1511 году) Эразм пишет об этом с ироническим презрением: «Еще забавнее, когда дряхлая старуха, труп трупом, словно только что с того света воротилась, то и знай повторяет: „Светик мой“, резвится, жеманится…»*

Самые чарующие поэты, творчество которых мы проходили в школе, Ронсар, изображающий колдунью Катен в уже упоминавшихся «Шутках», или Дю Белле, создавший в 1549 году стихотворение «Старая и молодая возлюбленная»: «О, грязная старуха, / Старуха, позор этого мира», — демонстрируют то же презрение к пожилым женщинам, что и Агриппа д’Обинье , Ренье , Сигонь или Сент-Аман* . Из Испании пришла модель Селестины, сводни и ведьмы, приспешницы Дьявола, героини трагикомедии Фернандо де Рохаса , переведенной на французский язык в 1527 году. Это произведение вдохновило Маро и многих других. Главными чертами старухи считаются преклонный возраст, неприятный запах, исходящий от нее, и близость смерти. Она может быть лишь служанкой Сатаны, считают Дю Белле и Ронсар , написавший в 1550 году оду «Против ведьмы Денизы»: «При одном лишь твоем вздохе», — пишет он, испуганные собаки лают, реки мелеют, волки, идя по твоему следу, воют. В другом стихотворении он так описывает Катен: «Из двух ее протоков исходит вонь»; по сюжету стихотворения колдунья отправляется на кладбище, валяться на могилах. В 1558 году Дю Белле в ужасе пишет:

Старая, как мир, старуха!
Смрадного полна ты духа,
Ты бледна, как смерть, и с ней
По сравненью ты мертвей.

Он добавляет, что ее взгляд и дыхание способны потушить «огонь любви». К юным девушкам поэты относятся снисходительно, потому что те воплощают аромат жизни, а женщинам старым не приходится ждать ни малейшего сострадания и жалости ни от мужчин, ни, может быть, от самого Бога, потому что исходящий от них запах напоминает о смерти. Ода, написанная в 1572 году двадцатилетним Агриппой д’Обинье , показывает впечатляющий контраст между двумя эпохами.

Он противопоставляет свою любимую, свою Венеру, дуэнье-Горгоне, которая следит за ней. Днем эта «старая змея» со зловонным дыханием защищает дверь к его милой, как Цербер. Ночью еще хуже — они обе, раздевшись, ложатся в одну постель. Поэт сравнивает их, наделяя девушку качествами, любимыми поэтами Плеяды, а о теле старухи пишет с барочной жестокостью. Его Дульсинея благоухает, пудрит волосы шипром и амброй; шелудивая голова старухи кишит клопами и вшами. От нее воняет.

От рожи, язвами побитой
И мертвой бледностью покрытой,
Вонь, как от ямы выгребной,
Из глаз струится мерзкий гной,
А нос соплями истекает.

Молодая вздымающаяся грудь одной женщины противопоставляется увядшей, болтающейся, как пустая волынка (без воздуха), другой. Бедра юной нимфы соседствуют со старухиной морщинистой задницей, откуда вырываются, «как клубы дыма, / Тысячи ядовитых мух». У читателя возникает образ, что эти мухи — порождение Ада. Что же до «розового бутона» милашки, ему противопоставляются чудовищные, красные, деформированные — возможно, вследствие опущения матки — гениталии. Судьи на процессах над ведьмами, выискивая печать Дьявола, не раз видели подобное. Испытывали ли они такой же ужас, как юный поэт?

Да, клочья спутанных седин,
И кожа в бороздах морщин,
А цвет у старой лиходейки,
Как у потасканной индейки,
Живот — ужасный вид! —
Аж до колен висит,
И два листа капустных
Над ним свисают грустно.
Заканчивается ода безапелляционно:
Со смертью жизнь самой судьбою
Сочленены промеж собою.

В дальнейшем, в начале XVII века, полное непристойностей описание гениталий старух — грязных, вонючих, сочащихся какой-то дрянью, приносящих смертельные болезни — в сатирической поэзии становится общим местом. В этих описаниях часто звучат садистские нотки — для предмета своих нападок авторы придумывают самые страшные мучения. Сигонь (1560–1611) с наслаждением заставляет страдать «бесстыжую Перетту»:

Ее, как колдуна, обрейте догола,
А после к колесу прилюдно привяжите,
Попотчуйте дубьем, веревкой удушите,
И бросьте, наконец, в костер — и все дела.

Читатель должен бы вздрогнуть, узнав, что героиня этого шаржа — мадемуазель дю Тийе, знаменитая сводница при дворе Генриха IV. Некоторые политические деятели наших дней могли бы поучиться оскорбительному красноречию у этого поэта, жестоко вонзающего когти в поблекшую плоть пожилых дам прошедших времен.

Могильный мерзкий прах, обглоданный скелет, <…>
Дохлятины кусок и ворона обед!
Ты — как ужасный сон, явившийся в ночи нам,
Как труп неприбранный, оттаявший весной,
Как висельник-колдун! Должно быть, Сатаной
Ты создана самим, чтоб страх внушать мужчинам!

Многие авторы с удовольствием описывают дряхлость женщин, не опасаясь ответного удара, потому что немощь мужчин не вызывает такого отвращения. Стихотворение «Против старухи» в сборнике «Сатирический Парнас», тайно опубликованном в Париже в 1622 году, разоблачает отвратительную сексуальность старой женщины:

Когда ее имеют,
Она насквозь потеет,
Рыгает и пердит!

Во многих литературных произведениях описываются плотские отношения с демонами, например, у Сигоня в «Сатире на колдунью, которая водит дружбу с Дьяволом», вышедшей в свет в 1618 году. Здесь отдается дань плохим запахам. От матроны воняет, как от падали. Она восклицает:

Со смертью мы совсем родня,
Какая ж разница меж нами?
Ее, в отличье от меня,
Не сможешь ощутить ноздрями!
Далее автор призывает читателя в свидетели:
Невыносимее всего
В их нечестивой встрече было
То, что чудовищная вонь
От них обоих исходила!
То воздух портила она,
То он пускал миазмы сыра.
Как будто Дьявол и Жена
Опрыскались всей вонью мира.

Демонические удовольствия

Хотя речь и идет о бурлескных стихах, авторы которых не претендуют на то, чтобы их воспринимали всерьез, тем не менее в них скрывается жестокая мизогиния, и в ее основе — созданный демонологами образ ведьмы.

Обоняние. Амур, дарящий розу женщине. Гравюра Иеремиаса Фалька. Ок. 1662–1663 
© НЛО

В Европе демонологи отправили на костер тысячи мнимых пособниц Сатаны, в основном крестьянок и старух. В начале процесса их раздевали догола, сбривали с тела абсолютно все волосы, и судьи искали дьявольскую отметину. Палач или врач вонзал туда длинную иглу; отсутствие боли и крови позволяло сделать вывод, что речь шла именно о печати Искусителя, оставленной на новой жертве. Неизвестно, что испытывали судьи, созерцая увядшую наготу и чувствуя исходящий от этих тел запах: об этом не сохранилось никаких письменных свидетельств. Тем не менее в некоторых юридических документах описываются предполагаемые сексуальные отношения с демонами во время шабашей, так как специальные инструкции предписывали судьям получить точнейшие признания об этом. Сохранившиеся исповеди чрезвычайно страшны, хоть и практически одинаковы: демонологи ждали свидетельств о чрезвычайной болезненности полового акта с дьяволом, так как его пенис считался покрытым иголками и ледяным. Иногда судьи желали добиться признания, что женщина испытала запретный оргазм. Это, по-видимому, преувеличение и анахронизм, потому что медики той поры считали женский оргазм необходимым для рождения на свет красивых детей, в особенности мальчиков. В период самой ожесточенной охоты на ведьм это же мнение разделяет испанский теолог Франсиско Суарес (1548–1617). Мнимым ведьмам ставится в упрек скорее сладострастие, так как способности родить детей они лишены по причине преклонного возраста. В этот трагический период на Западе был сформулирован основной запрет на получение удовольствия ради удовольствия, без цели продолжения рода: любые сексуальные отношения должны осуществляться исключительно в рамках брака с целью иметь потомство. Пожилая женщина, таким образом, не имеет права на секс. Мракобесие, в тиски которого она попадает, обвиняет ее в связях с демонами, если только она осмелится выразить свои потребности или желания.

С 1550-х по 1650-е годы складываются новые нормы поведения. На смену оптимистическому взгляду на жизнь приходит идея неизбывной вины человека перед суровым Богом. Возникает глубокое напряжение между надеждой на спасение и страхом проклятия. С согласия Создателя, в руках которого он является инструментом для исправления грешников, Сатана отныне проявляет себя повсюду и во всем. Франсуа де Россе или Жан-Пьер Камю предупреждают, что он шаг за шагом следует за своими жертвами.

Самые драматические изменения касаются женского пола. Средневековое клерикальное женоненавистничество — ничто по сравнению с тем, что обрушивается на светский мир в эту трагическую эпоху. С точки зрения закона женщины всегда остаются несовершеннолетними и теряют всякую независимость. Слабые создания с дурно пахнущими выделениями, изматывающими ежемесячными кровотечениями и изнуряющей мужчин сексуальностью — такими были представления о женщинах в один из худших периодов их истории. Считалось, что сами они не могут достичь спасения, поэтому должны постоянно находиться под контролем мужчины, чтобы не допустить свойственного им всем желания отдаться Дьяволу. Отсюда следует абсолютная необходимость замужества — как для того, чтобы заставить их спасти свою душу, так и для ограничения всепоглощающей женской чувственности.

Демонизация женщин, по всей вероятности, была средством узаконить мужской контроль за ними: он становился все более жестким. Ценится, да и то временно, только юная девушка из грез поэтов, потому что она символизирует жизнь. Лесть в ее адрес помогает добиться желаемых удовольствий. Далее следует брак — клетка для супруги. Она должна быть скромной и верной, ей полагается производить на свет красивых деток и при этом, как улитке, тащить на себе весь дом. Дальше ее ждет ад, потому что старение для женщины — это катастрофа. Дурно пахнущая в начале жизни, несмотря на уверения поэтов, делающих вид, что это не так, тошнотворная и опасная во время менструаций, в старости она становится символом гниения, потому что трагическая барочная культура ассоциирует женщину в возрасте со смертью. Это позволяет лучше понять распространенную в Европе охоту на ведьм, служанок Сатаны, признанных такими же гадкими, как он. Не боятся ли на самом деле мужчины, что, отдаваясь Дьяволу, женщины, часто достаточно независимые, отберут у них власть?

Положение вещей медленно меняется лишь с середины XVII века, когда на старую женщину понемногу перестают смотреть как на средоточие зла. Одновременно с этим постепенно прекращаются юридические преследования так называемых демонических сект. В 1653 году в комедии «Шалый, или Все невпопад» Мольер уже в более обнадеживающей манере описывает двух дерущихся матрон, одна из которых обвиняет другую в колдовстве. В классическую эпоху дьявольская вонь вызывала меньший интерес, чем у предыдущих поколений, которые ассоциировали ее с чумой.


Цивилизация запахов. XVI — начало XIX века / Робер Мюшембле; пер. с франц. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2020. — 312 с.: ил. (Серия «Культура повседневности»)
Купить книгу можно здесь


Также читайте на нашем сайте:

Антология «От картины к фотографии. Визуальная культура XIX-XX веков»
Эмма Льюис. «…Измы. Как понимать фотографию»
Эмма Смит. «И все это Шекспир»
М. К. Рагхавендра. «Кино Индии вчера и сегодня»
Флориан Иллиес. «1913. Лето целого века»
Дневники Вильгельма Шенрока
Филипп Даверио. «Единство непохожих. Искусство, объединившее Европу»
Роберто Калассо: «Сон Бодлера»
Михаил Пыляев: «Старый Петербург»
Майк Робертс. «Как художники придумали поп-музыку, а поп-музыка стала искусством»
«Искусство с 1900 года: модернизм, антимодернизм, постмодернизм»
Петергоф: послевоенное возрождение
Софья Багдасарова. «ВОРЫ, ВАНДАЛЫ И ИДИОТЫ: Криминальная история русского искусства»
Альфредо Аккатино. «Таланты без поклонников. Аутсайдеры в искусстве»
Елена Осокина. «Небесная голубизна ангельских одежд»
Настасья Хрущева «Метамодерн в музыке и вокруг нее»
Мэри Габриэль: «Женщины Девятой улицы»
Несбывшийся Петербург. Архитектурные проекты начала ХХ века
Наталия Семёнова: «Илья Остроухов. Гениальный дилетант»
Мэтт Браун «Всё, что вы знаете об искусстве — неправда»
Ролан Барт «Сай Твомбли»: фрагмент эссе «Мудрость искусства»
Майкл Баксандалл. «Живопись и опыт в Италии ХV века»
Мерс Каннингем: «Гладкий, потому что неровный…»
Мерс Каннингем: «Любое движение может стать танцем»
Шенг Схейен. «Авангардисты. Русская революция в искусстве 1917–1935».
Антье Шрупп «Краткая история феминизма в евро-американском контексте»
Марина Скульская «Адам и Ева. От фигового листа до скафандра»
Кирилл Кобрин «Лондон: Арттерритория»
Саймон Армстронг «Стрит-Арт»

Labirint.ru - ваш проводник по лабиринту книг

Новости

Популярное