Альфредо Аккатино. «Таланты без поклонников. Аутсайдеры в искусстве»

26 апреля 2020

Книга «Таланты без поклонников. Аутсайдеры в искусстве» итальянского публициста Альфредо Аккатино на родине писателя мгновенно стала бестселлером. Сын художника, Альфредо все свое детство провел в мастерской отца, одновременно и ненавидя, и обожая искусство. Аккатино рассказывает истории гениальных, забытых, сумасшедших, больных, отвергнутых обществом художников из двадцати пяти стран мира, объединенных своим «аутсайдерством».

К выходу книги на русском языке в издательстве Слово / Slovo, журнал об искусстве Точка ART публикует предисловие автора и главу «Дик Кет. Маэстро с барабанными палочками вместо пальцев».

Также читатели могут ознакомиться с другими уже опубликованными нами фрагментами книг, посвященных искусству, по ссылкам в конце этой статьи.

Обложка книги «Таланты без поклонников. Аутсайдеры в искусстве» © СЛОВО / SLOVO

Аутсайдеры. Яркие цвета и тени

…Аутсайдеры — всегда заведомо
проигравшие… Они рождаются,
творят, любят и умирают не в том
месте и не в то время. Живут
словно в параллельных мирах.
И вечно не по тому адресу…

Мне нравится возвращать вещам жизнь и достоинство. Я — неугомонный искатель, неутомимый путешественник, который не боится бродить в таких местах, по сравнению с которыми даже самые злачные бары Каракаса и то показались бы изысканными. Думаете, я преувеличиваю?

Среди прочих вещей, которые я считаю своим долгом спасти от забвения, наибольшую ценность для меня представляют фотографии. Те, что англосаксы прозвали «снэпшотами» — мгновенные снимки без автора, капли повседневности, вырванные из лап времени: новобрачные, угрюмые дети, женщины, похожие на ведьм, семьи, группы людей, сидящих за накрытым столом бог знает где.

Всех их больше нет на свете. Но когда я держу эти фотографии в руках, мне кажется, что я возвращаю к жизни воспоминания, которые без какого-нибудь свидетеля, без меня канули бы в Лету. Это наталкивает меня на мысль о том, что я — единственный на всей планете — обладатель этих образов. Я пристально их изучаю и пытаюсь угадать, какие отношения связывают моих персонажей, собравшихся вместе в этом конкретном пространстве на долю секунды, чтобы получился этот снимок.

Я, как Амели, обращаю внимание на каждую деталь на заднем плане, на все предметы, стоящие на серванте, на дату на календаре. И мне нравится замечать, как среди множества лиц находится одно, которое будто заглядывает мне прямо в глаза, как в последней сцене фильма «Сияние».

Но это только верхушка айсберга. Кроме фотографий, я, словно больной булимией, безостановочно поглощаю истории — не зря же я когда-то отучился на сценариста. Мне нравится спасать потерянное творчество, то, которое никогда так и не было удостоено внимания. Я покупаю рисунки, наброски, архитектурные чертежи, реже — картины и скульптуры. Мне нравятся идеи, пойманные в самый первый момент, а также неподписанные работы — я обожаю их изучать, расшифровывать, делиться ими словно археологическими находками с другими. Я люблю раскапывать, что за ними стоит. Ведь искусство — это всего лишь обломок мысли, выраженный в цвете, рисунке и форме.

Я пришел к этому еще в детстве, работая в мастерской моего отца Энрико Аккатино — художника и преподавателя. Я помогал ему подготавливать к работе холсты и краски, замешивать грунт, поднимая тонны пыли, которая медленно кружилась в лучах солнечного света, проникавшего из больших окон, из которых доносился приглушенный рокот дорожного движения.

Я ненавидел мастерскую. Мне приходилось находиться там, когда я предпочел бы сидеть дома перед телевизором или играть в футбол у Виллы Ада. Все это было, конечно, полной чепухой, но мне вечно не хватало на нее времени. И все же благодаря часам, проведенным в этой мастерской, я понял очень многое. Например, что любовь к искусству — это тяжелый крест, который передается по наследству. И если только ты примешь его, он больше никогда тебя не оставит, как бы тебе не хотелось послать все к черту.

Поверьте мне, я пытался.

Я понял еще одну важную вещь — все произведения всегда вдохновлены жизнью. Это неизбежно. Художники, как и все мы, вкладывают в свои творения мечты, желания и страхи. Они взрослеют, влюбляются, стареют, иногда довольно неудачно. И если вдруг они прекращают творить, на это всегда есть веская причина, пускай о ней не будет написано ни в одной книге.

Конечно, я не имею в виду тех, кто вошел в Топ-100 лучших. Так вот я всегда хотел узнать эту причину. Кого-то сломили недуги и болезни, кто-то потерял любовь всей своей жизни, а кто-то, наоборот, всю жизнь потратил на ее поиски, но так и не смог найти. Кто-то затевал битвы, заранее обреченные на провал, а кто-то погибал ровно в тот момент, когда ему наконец удавалось поймать удачу за хвост после долгих лет пребывания в тени, когда его готовились чествовать как настоящего гения своего времени.

Дик Кет «Автопортрет», 1933. Местонахождение неизвестно © СЛОВО / SLOVO

Произведения всегда рождаются из этих историй, каждая из которых не похожа на другую. Все эти феномены — безумие, смерть, разрушение физического тела, — в итоге зачастую остаются почти никем не замечены. И мы снабжаем их вполне нейтральными описаниями и перифразами, такими как «…после долгой болезни», «…психическое расстройство», «…несчастный случай». Я пришел к выводу, что, говоря об истории изобразительного искусства, не стоит оперировать такими банальными категориями, как «высокое» и «низкое», «мастера» и «все остальные», которым до них далеко. А за ними на почтительном расстоянии следуют всякие «не художники» (иллюстраторы, те, кто занимаются коммерческим искусством, комиксами…), «курьезные случаи» (мастера перформанса, уличные художники…) и, наконец, «сумасшедшие» — под которыми подразумеваются отдельные личности, из которых получатся идеальные персонажи для какой-нибудь художественной книги.

Все это я говорю к тому, что мне доводилось встречать довольно посредственные работы у великих художников, и в то же время абсолютно сумасшедшие и гениальные у никому не известных авторов. Им просто было суждено — пускай только однажды за всю жизнь — оставить неизгладимый след в истории, предвосхищая моду и тенденции, чтобы придать своему времени более определенную форму и индивидуальность.

Вот. В этом весь смысл книги «Таланты без поклонников. Аутсайдеры в искусстве». Это те истории, которые мне самому хотелось бы услышать, рассказанные так, как мне бы хотелось их слушать. Истории, которые мне никто никогда не рассказывал. Это собрание картинок и слов, отобранных с особой искренностью и рвением, чтобы осветить куски истории, оставшиеся в темноте, и вернуть к жизни эмоции, краски и осколки визуальной культуры XX века. Это истории, которыми, я считаю, нужно делиться.

Поспешу, впрочем, отметить, во избежание любых недопониманий, что это не история альтернативного искусства. Я бы не взялся за такую задачу. Это моя попытка отдать должное тем событиям и персонажам, которых мне посчастливилось почти случайно встретить на своем жизненном пути и которых я совершенно не знал. Попытка, родившаяся из желания восстановить их достоинство и память о них. Другие, возможно, прошли бы мимо этих историй, а мне показалось важным ими поделиться. По мне, так большинство великих художников предано забвению. Или же мы попросту не знаем о них никаких личных и житейских подробностей.

А тем временем, все это важно. Они аутсайдеры просто потому, что жизнь, мягко выражаясь, была к ним несправедлива. Придя к успеху, они не смогли его удержать, потому что не было ресурса, не было в их жизни кого-то, кто бы боролся за них. Или уже после их смерти — кого-то, кто хранил бы живую память о них и продвигал бы их произведения.

Они аутсайдеры, потому что им пришлось делить жизнь напополам с болезнью. Тела или души. А порой и того и другого одновременно. Это те, кому, возможно, просто не повезло, потому что они родились женщинами, а не мужчинами, в те еще суровые и консервативные времена. Или же они были не той национальности, или их угораздило жить в какой-нибудь сложный период истории. Например, в 1960-е годы, когда по-настоящему повезло только тем, кто предавался беззаботной жизни в Сен-Тропе, тогда как в остальном мире происходили то зачистки, то убийства, то оккупация территорий. Каждый день тебя обвиняли то в том, что ты еврей, то в том, что ты гей, то в том, что ты шлюха, коммунист, фашист или империалист.

Они аутсайдеры, потому что они другие, часто они предвосхищали свое время, за что общество вешало на них ярлыки сумасшедших, инопланетян, странных личностей. И только историки искусства, далекие от мейнстрима, и коллекционеры с чутким нюхом знали об их существовании. Широкая публика — никогда, массе они были не интересны. Они аутсайдеры, потому что отказывались бороться или пренебрегали неписаными законами рынка, чтобы продолжать в одиночестве свои собственные исследования, пока не исчезали с лица земли.

Наконец, они аутсайдеры, потому что не смогли смириться с конформизмом, пережить войны XX века, расовые, культурные и политические гонения, погромы, убийства, моду на наркотики и чрезмерную любовь к крайностям представителей поколения битников.

Как же я их находил? Я обнаруживал их, останавливаясь у самых дальних стен музеев — тех, что обычно соседствуют с туалетами и лифтами. Я фотографировал подписи и, возвращаясь домой, спокойно их изучал. Я находил их в каталогах, купленных на развалах, на малоизвестных аукционах — единственных, где еще можно встретить какие-то удивительные вещи. Я попадал на них случайно среди картинок, заходя в Google без всякой конкретной цели. Это то, что Филипп Даверио называет «фантастической машиной», потому что «в ней уже есть все отсылки и параллели. Причем как на верной дороге, так и на той, на которую ты попал по ошибке. Так Интернет вечно отвлекает тебя от изначального дела и в итоге открывает неизведанные и невероятные территории».

Аутсайдеры — всегда заведомо проигравшие, их узнаешь с первого взгляда. Они рождаются, творят, любят и умирают не в том месте и не в то время. Живут словно в параллельных мирах. И вечно не по тому адресу.

В конце концов, я находил их — тех, кого стоило бы на самом деле восхвалять и чествовать каждый день, — среди тех, кто жил в Париже, Берлине и Санкт-Петербурге в 1920-е и 1930-е годы, среди студентов Баухауса, среди мастеров «дегенеративного искусства», выставленных на одноименной выставке, организованной Гитлером, чтобы высмеять современное искусство.

Потому что аутсайдеры — всегда заведомо проигравшие, их узнаешь с первого взгляда. Они рождаются, творят, любят и умирают не в том месте и не в то время. Живут словно в параллельных мирах. И вечно не по тому адресу. Все эти истории так и роились у меня внутри.

Я начал с того, что писал анонимные статьи для Википедии, потому что мне не давало покоя молчание, которым были окружены жизни всех этих художников, и то, что про многих из них не было никакой информации на итальянском языке. Весь этот материал я затем опубликовал в блоге под названием «Il Museo Immaginario» — дань «Воображаемому музею», знаменитому эссе Андре Мальро, — а потом на довольно популярной странице в социальной сети и, наконец, в отдельной рубрике журнала «Art e Dossier», как раз посвященного историям малоизвестных художников XX века.

И первую часть этого путешествия я завершил историей своего отца. Ему я посвятил одну из последних глав. Прежде чем оставить вас один на один с этой книгой, я должен отметить: научность изложения фактов не входит в число ее достоинств. Конечно, я собирал биографический материал, стараясь учесть каждую деталь, проверяя достоверность, сверяя источники, зачастую весьма скудные и неоднородные. Но ко всем этим фактам, которые были мной прочтены и истолкованы, добавилось мое личное восприятие. И за это я несу полную ответственность.

Если вам есть что возразить или сказать на этот счет — пожалуйста. Но я знаю, все точно было не зря, — ни для меня, ни для вас, — если хотя бы один из упомянутых здесь художников заставит вас по-новому посмотреть на окружающий мир, открыть для себя новые идеи и произведения. Тогда наконец аутсайдеры — забытые всеми, заведомо проигравшие — смогут сказать, что победили.


Дик Кет. Маэстро с барабанными палочками вместо пальцев

Танцуй так, будто никто
не смотрит, люби так, будто
тебе никогда не причинят
боль, пой так, будто никто
не слушает, и живи так, будто
земля — это Рай. (И говори
искренне, от самого сердца,
чтобы тебя услышали.)
Уильям Уотсон Парки

Помните ироничное и измученное лицо Массимо Троизи, который изо всех сил крутит педали по пути к морю в фильме «Почтальон»? Оно напоминает лицо с удивительных автопортретов Дика Кета, которого в Италии мало кто знает. Эти автопортреты позволяют осторожно, словно на цыпочках, заглянуть в молчаливую жизнь художника, прожитую в четырех стенах на нескольких квадратных метрах.

Дик Кет был голландским художником и гравером, жившим в первой половине XX века и прославившимся благодаря своим натюрмортам и автопортретам, на которых видны его «пальцы-барабанные палочки» — следствие болезни. Он оставил после себя 140 картин, большая часть которых была написана в последние десять лет его жизни. Из них сорок — автопортреты. И это само по себе уже точно о чем-то говорит.

Дик Кет «Натюрморт с тремя пирожками», 1933. Гаага, Гементемузеум
Появившиеся благодаря смелым техническим экспериментам полотна и полвека спустя остаются как никогда актуальны © СЛОВО / SLOVO

Те, кто был знаком с его творчеством, особенно в Голландии, просто его обожали, но широкую известность он так и не приобрел. Дик (Дирк) Хендрик Кет появился на свет в 1902 го ду в ДенХелдере — маленьком порту на самом севере Нидерландов — с врожденным пороком сердца. Вероятнее всего, это была тетрада Фалло (известная также как «синдром голубого ребенка»), в то время считавшаяся неизлечимой. Из-за нее художник будет страдать от недонасыщения тканей и органов кислородом, а его пальцы будут похожи на барабанные палочки — «пальцы Гиппократа», как это принято называть во врачебной среде.

Тощий и долговязый, с большими блестящими глазами, он становится предметом насмешек в школе. Его положение усложняют вечные переезды семьи из города в город вслед за отцом-военным. В каждой новой школе ему приходится бороться, чтобы быть принятым в круг одноклассников. И все же во время второго цикла обучения он встречает двух преподавателей, которые сразу замечают его талант и начинают поощрять будущего художника.

Учитель рисования Йохан Керкемейер посоветовал ему ценить и беречь свой художественный талант и подтолкнул его к масляной живописи. Другой преподаватель — учитель физики и химии, убежденный теософ и автор научных работ, посвященных взаимосвязи геометрии и мистики, Анри Адриен Набер — повлиял на его видение окружающего мира и вещи в нем. Именно теории Набера навели художника на мысль о параллели между законами физики и повседневной жизнью.

И тот, и другой подтолкнули Кета к смелым техническим экспериментам, и появившиеся благодаря им полотна полвека спустя остаются как никогда актуальны. По окончании Академии искусств Кунстофенинг в Арнеме, где он проучился с 1922 по 1925 год, Дик больше не может путешествовать. Измученный хронической усталостью — побочный эффект болезни — и набирающими обороты фобиями, среди которых и агорафобия, он сбегает от суеты и поселяется вместе с родителями в маленьком городе Беннеком в самом центре Нидерландов, вдали от моря, рядом с которым родился. Если вы когда-нибудь окажетесь по адресу улица Принс Бернхардлан, 70 в Беннекоме, то увидите перед собой чудесную двухэтажную крепость — восхитительный образчик функционализма. Она и сегодня заметно выделяется на фоне более традиционных домиков на этой улице. Этот особняк спроектирован Диком Кетом, и из него он больше никуда уже не выйдет после 1930 года.

Его прогрессирующую болезнь и ярко выраженный цианоз можно наблюдать в тревожных изменениях лица на автопортретах художника. Он умрет за несколько дней до своего тридцать восьмого дня рождения — задумчивый и меланхоличный, но никогда не отчаивающийся, даже в период работы над триптихом, посвященным воспоминаниям об эпохе Возрождения. На нем он изобразил себя с опухшими глазами, компрессом на голове и чашей в руке, наполненной какой-то, очевидно, дурно пахнущей жидкостью. В его письмах, опубликованных уже после его смерти, чувствуется юмор и способность художника к самоиронии, любовь к искусству, литературе, музыке, кино, игре слов и головоломкам. Потому что гении умеют улыбаться даже в трагедии.

У него была пара трюков. Например, он мог прекрасно обойтись без рисования моря. Он считал, что для того, чтобы исследовать тему воды, достаточно просто немного понаблюдать за тем, как она течет из крана в миску, все остальное — чистейшая сценография.

То же самое касалось и людей. Ему казалось достаточным исследовать свой внутренний мир и мир людей, которые были частью его Вселенной, — его девушки Нель Шильт, чьи портреты он часто рисовал, и отца, которого Дик считал своим лучшим другом.

Если первые его картины похожи на постимпрессионистские эксперименты, то начиная с 1929 года в работах прослеживается сильное влияние «Новой вещественности» и магического реализма. Термин «магический реализм» впервые был введен в 1925 году немецким искусствоведом Францем Рохом, который пишет о «третьей реальности» — синтезе между миром конкретным и магическим измерением снов, галлюцинаций и движений. Со всем этим Дик познакомится только по репродукциям, но тем не менее найдет это для себя крайне близким.

Несмотря на изолированность художника от мира, его картины будут не раз выставляться. Между 1932 и 1940 годами его произведения будут экспонироваться на групповых выставках современной голландской живописи. Их увидят на родине — в Амстердаме, Эйндховене, Гааге, — и за границей — в Брюсселе, Венеции и Париже. Еще большую известность Дику принесет персональная выставка, организованная между 1933 и 1934 годами в амстердамской галерее Kunstzaal Van Lier — первая и, к сожалению, последняя в его жизни. Его живопись, пускай и не без некоторой полемики, оценили по достоинству, а несколько картин было продано.

В его скрупулезных натюрмортах всегда изображено всего несколько предметов: бутылки, пустая миска, яйца, музыкальные инструменты, гроздь винограда, газетные вырезки. Кет предлагает взглянуть на эти обычные объекты с разных ракурсов — то сверху, то сбоку. Он подчиняет аналитическую технику своему желанию передавать эмоции.

Дик Кет «Автопортрет с геранью», 1932 (фрагмент). Роттердам, Музей Бойманса — Ван Бёнинга. Увлеченный мистицизмом, Кет наполняет свои работы аллюзиями, зашифрованными посланиями, цитатами и игрой слов © СЛОВО / SLOVO

В его картинах зачастую присутствуют детали иллюстраций или рекламных плакатов шоколада «Droste», созданных французским художником украинского происхождения Кассандром, известным также как Адольф-Жан-Мари Мурон. Своеобразные элементы чего-то более современного в классическом окружении. И все же наибольшее впечатление производят именно автопортреты самого Дика. Например, 1932 года. В этой композиции — очевидной отсылке к портретной живописи немецкого и итальянского Ренессанса — Кет предстает в причудливом и в то же время страдальческом образе: с пигментированной кожей и «барабанными» пальцами, которые с годами приобретают все более яркий серо-голубой оттенок. Его расстегнутая рубашка — намек на проблемы с сердцем, а цветок, который он сжимает в своей руке, — свидетельство того, что он не собирается сдаваться и уходить из жизни без борьбы.

За его спиной маленькая лошадка — возможно, символ детской невинности в его собственном взгляде на мир. Ее можно заметить и в других его картинах. А еще, в одном из диалектов фламандского языка его фамилия Кет переводится как «лошадка» или «мальчишка». В правом нижнем углу он нарисовал перевернутое слово «FIN», как намек на неумолимо надвигающуюся смерть. В этой невероятной смеси иронии и трагичности — весь Дик Кет, что делает его не только великим художником, но и выдающимся человеком XX века. Он умер 15 сентября 1940 года, в самый мрачный период войны.

Мне кажется, я бы с ним подружился.


Таланты без поклонников. Аутсайдеры в искусстве / Альфредо Аккатино — М.: Слово / Slovo, 2020. — 302 с.: илл.

Купить книгу можно здесь


Также читайте на нашем сайте:

Елена Осокина. «Небесная голубизна ангельских одежд»
Настасья Хрущева «Метамодерн в музыке и вокруг нее»
Мэри Габриэль: «Женщины Девятой улицы»
Несбывшийся Петербург. Архитектурные проекты начала ХХ века
Наталия Семёнова: «Илья Остроухов. Гениальный дилетант»
Мэтт Браун «Всё, что вы знаете об искусстве — неправда»
Ролан Барт «Сай Твомбли»: фрагмент эссе «Мудрость искусства»
Майкл Баксандалл. «Живопись и опыт в Италии ХV века»
Мерс Каннингем: «Гладкий, потому что неровный…»
Мерс Каннингем: «Любое движение может стать танцем»
Шенг Схейен. «Авангардисты. Русская революция в искусстве 1917–1935».
Антье Шрупп «Краткая история феминизма в евро-американском контексте»
Марина Скульская «Адам и Ева. От фигового листа до скафандра»
Кирилл Кобрин «Лондон: Арттерритория»
Саймон Армстронг «Стрит-Арт»

Labirint.ru - ваш проводник по лабиринту книг

Новости

Популярное