Эжен Делакруа — художник, чей гений, кажется, вобрал в себя всю энергию и противоречия XIX века. В день его рождения, 26 апреля, мы вспоминаем не только мастера кисти и цвета, но и интеллектуала, глубоко погруженного в мир литературы. Произведения Шекспира, Байрона, Вальтера Скотта — все они находили живой отклик в душе Делакруа, вдохновляя его на создание полотен, полных драматизма и философской глубины. Литературные образы служили ему неиссякаемым источником вдохновения, превращаясь под его кистью в захватывающие визуальные повествования. В день рождения художника журнал Точка ART приглашает познакомиться с работами Делакруа, возникшими под влиянием литературных шедевров.

Эжен Делакруа «Данте и Вергилий в аду»

За мной — мир слез, страданий и мучений,
За мною — скорбь без меры, без конца,
За мной — мир падших душ и привидений.
Я правосудие высшего Творца,
Могущества и мудрости создание
Творение Небесного Отца,
Воздвигнутое раньше мирозданья.
Передо мной прошел столетий след,
Удел мой — вечность, вечность наказанья,
За мной ни для кого надежды нет!

В своем раннем шедевре Делакруа погружает зрителя в самое пекло «Божественной комедии». Это не просто картина, а визуализация самых темных уголков человеческой души, вдохновленная гением Данте Алигьери. Переправа через Стикс превращается в метафору борьбы с собственными демонами, в то время как грешники, корчащиеся в агонии, символизируют бремя грехов и пороков.

Основой для работы художника стала сцена из «Божественной комедии» (глава «Ад», песнь XXX):

И в дни, когда с вершины дерзновенья
Фортуна Трою свергла в глубину
И сгинули владетель и владенья,
Гекуба, в горе, в бедствиях, в плену,
Увидев Поликсену умерщвленной,
А там, где море в берег бьет волну,
Труп Полидора, страшно искаженный,
Залаяла, как пес, от боли взвыв:
Не устоял рассудок потрясенный.
Но ни троянский гнев, ни ярость Фив
Свирепей не являли исступлений,
Зверям иль людям тело изъязвив,
Чем предо мной две бледных голых тени,
Которые, кусая всех кругом,
Неслись, как боров, поломавший сени.
Одна Капоккьо в шею вгрызлась ртом
И с ним помчалась; испуская крики,
Он скреб о жесткий камень животом.
Дрожа всем телом: «Это Джанни Скикки, —
Промолвил аретинец. — Всем постыл,
Он донимает всех, такой вот дикий».

Художник использует технику chiaroscuro, чтобы выделить фигуры из мрака, подчеркивая их страдания и обреченность. Композиция картины, кажущаяся хаотичной на первый взгляд, на самом деле тщательно выверена, и создает ощущение динамики и движения. Зритель невольно ощущает себя участником этого мрачного путешествия, содрогаясь от ужаса и сочувствия.

---

Эжен Делакруа «Смерть Сарданапала»

Бурным вихрем красок Делакруа запечатлел последние мгновения ассирийского царя. На холсте разворачивается сцена варварской роскоши и жестокости: обнаженные тела, драгоценные ткани, сверкающие украшения, все обречено на уничтожение по приказу обреченного монарха. Цветовая палитра, насыщенная багряными, золотыми и темными оттенками, передает атмосферу декаданса и отчаяния, царящую в чертогах Сарданапала.

Бестрепетна! О предки! К вам идя,
Очищенный от слишком грубой плоти
Огнем и смертью, не хочу предать
Чертог ваш древний гнусному вторженью
Рабов. И если я не сохранил
Незыблемым наследье ваше, все же
Я часть его блестящую — казну,
Дворец ваш и священные трофеи
Побед, и летописи, и оружье, —
Чтобы мятеж не ликовал средь них, —
К вам уношу с собою в той стихии
Всепоглощающей, подобной духу,
Снедающей дотла любую плоть
В своем горниле огненном. И пламя
Сверхцарственного моего костра
Не будет лишь столбом огня и дыма,
Минутным маяком на горизонте,
А после грудой пепла! Будет — светом,
Уроком для веков и для племен
Мятежных и царей сластолюбивых!
Века сотрут анналы и деянья
Народов и героев: трон за троном,
Как мой, славнейший, обратят в ничто;
Но пощадят последнее деянье
Мое, загадкой вознесут его,
Для поклоненья всем, для подражанья
Немногим, всех уча бояться жизни,
К подобному концу ведущей!

В центре композиции — равнодушная фигура царя, наблюдающего за разворачивающимся хаосом. Картина является ярким примером романтического ориентализма, представляя Восток как место экзотической чувственности и необузданной страсти. Делакруа создает мощное и тревожащее зрелище, заставляющее задуматься о человеческой природе. «Смерть Сарданапала» остается одним из самых знаковых и противоречивых произведений эпохи романтизма, подтверждая гений Делакруа как мастера исторической живописи и психологического портрета.

---

Эжен Делакруа «Убийство льежского епископа»

«Убийство льежского епископа» выходит за рамки академических традиций, демонстрируя новаторский подход к исторической живописи. Вдохновленный романом Вальтера Скотта, художник создает динамичную и эмоционально насыщенную сцену, отражающую дух романтизма. Композиция картины отличается смелостью и оригинальностью: Делакруа отказывается от классической симметрии, предпочитая диагональное построение и плотное расположение фигур. Использование цвета также нетрадиционно: художник смело сочетает яркие и темные оттенки, создавая эффект драматического контраста.

Свет играет важную роль в картине, выделяя ключевые моменты и создавая эффект театральности. Делакруа использует светотень, чтобы усилить драматизм сцены и привлечь внимание зрителя к самым важным деталям. «Убийство льежского епископа» является примером раннего романтического стиля, характеризующегося повышенным вниманием к эмоциям, динамике и исторической достоверности. Картина оказала значительное влияние на последующие поколения художников, вдохновляя их на создание смелых и экспрессивных произведений.

---

Эжен Делакруа «Смерть Офелии»

Вдохновленный бессмертной трагедией Шекспира, Делакруа создает свою интерпретацию трагической судьбы Офелии. Делакруа мастерски передает ощущение беззащитности и отрешенности, ее взгляд обращен в никуда. Художник использует приглушенную палитру, создавая атмосферу меланхолии и скорби.

Композиция картины построена таким образом, что зритель невольно ощущает себя свидетелем трагического события. В этой работе Делакруа демонстрирует свою способность создавать эмоционально насыщенные и запоминающиеся образы.

---

Эжен Делакруа «Гамлет и Горацио на кладбище»

Вскоре Делакруа вновь обращается к произведениям Шекспира и пишет полотно «Гамлет и Горацио на кладбище». Художник создает многослойное визуальное повествование, где каждый элемент несет в себе символическую нагрузку. Фигуры Гамлета и Горацио, расположенные в центре композиции, выделяются на фоне мрачного пейзажа, акцентируя внимание зрителя на их эмоциональном состоянии. Жесты и позы героев исполнены драматизма: Гамлет, погруженный в размышления, кажется отстраненным от реальности, в то время как Горацио, более сдержанный, выражает поддержку и сочувствие. В этой работе Делакруа демонстрирует свое мастерство в создании сложных символических образов, заставляющих зрителя задуматься о вечных вопросах. Картина становится не просто иллюстрацией шекспировской трагедии, а самостоятельным художественным произведением, наполненным глубоким философским содержанием.

Первый могильщик. А видите, сударь, шкура-то у него так выдублена промыслом, что долго устоит против воды. А вода, будь вам ведомо, — самый первый враг вашему брату покойнику, как помрете. Вот, например, еще череп. Этот череп пролежал в земле двадцать три года.
Гамлет. Чей он?
Первый могильщик. Одного шалопая окаянного, лучше не говорить… Чей бы, вы думали?
Гамлет. Не знаю.
Первый могильщик. Чтоб ему пусто было, чумовому сорванцу! Бутылку ренского вылил мне раз на голову, что вы скажете! Этот череп, сэр, это череп Йорика, королевского скомороха.
Гамлет. Этот?
Первый могильщик. Этот самый.
Гамлет. Дай взгляну. (Берет череп в руки). Бедный Йорик! — Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня на спине. А теперь это само отвращение и тошнотой подступает к горлу. Здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз. — Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты? Где заразительное веселье, охватывавшее всех за столом? Ничего в запасе, чтоб позубоскалить над собственной беззубостью? Полное расслабление? Ну-ка, ступай в будуар великосветской женщины и скажи ей, какою она сделается когда-нибудь, несмотря на румяна в дюйм толщиною. Попробуй рассмешить ее этим предсказанием. — Скажи мне одну вещь, Горацио.
Горацио. Что именно, принц?
Гамлет. Как ты думаешь: Александр Македонский представлял в земле такое же зрелище?
Горацио. Да, в точности.
Гамлет. И так же вонял? Фу! (Кладет череп наземь.)
Горацио. Да, в точности, милорд.
Гамлет. До какого убожества можно опуститься, Горацио! Что мешает вообразить судьбу Александрова праха шаг за шагом, вплоть до последнего, когда он идет на затычку пивной бочки?
Горацио. Это значило бы рассматривать вещи слишком мелко,
Гамлет. Ничуть не бывало. Напротив, это значило бы послушно следовать за их развитием, подчиняясь вероятности. Примерно так: Александр умер, Александра похоронили, Александр стал прахом, прах — земля, из земли добывают глину. Почему глине, в которую он обратился, не оказаться в обмазке пивной бочки?
Истлевшим Цезарем от стужи
Заделывают дом снаружи.
Пред кем весь мир лежал в пыли,
Торчит затычкою в щели.
Но тише! Станем дальше! Вон король.

---

Эжен Делакруа «Еврейская свадьба в Марокко»

«Еврейская свадьба в Марокко» — это полотно, пронизанное духом романтизма и очарованием экзотического Востока. Делакруа, вдохновленный своим путешествием в Марокко, создает яркое и динамичное изображение свадебного торжества.

Художник скрупулезно выписывает детали костюмов, архитектуры и предметов быта, погружая зрителя в атмосферу марокканской культуры. Это не просто этнографическое наблюдение, а глубокое погружение в культуру другого народа, отраженное через призму романтического мировоззрения. Подобно литературным произведениям эпохи романтизма, картина воспевает красоту и загадочность Востока.

---

Эжен Делакруа «Похищение Ребекки», 1846 

Эжен Делакруа в своей захватывающей картине «Похищение Ребекки» разворачивает перед зрителем драматичную сцену, вдохновленную романом Вальтера Скотта «Айвенго». Композиция взрывается энергией: всадники врываются в пространство холста, унося с собой пленницу. Фигура Ребекки — яркое пятно среди хаоса. Делакруа мастерски передает напряжение момента: развевающиеся ткани, вздыбленные кони, искаженные страхом лица.

— Палестина! — проговорил Сакс. — Палестина… Сколько ушей жадно прислушивается к басням, которые приносят из этой роковой страны распутные крестоносцы и лицемерные пилигримы. И я бы мог спросить, и я бы мог осведомиться и с замирающим сердцем слушать сказки, которые рассказывают эти хитрые бродяги, втираясь в наши дома и пользуясь нашим гостеприимством… Но нет, сын, который меня ослушался, — не сын мне, и я забочусь о его судьбе не более, чем об участи самого недостойного из тех людишек, которые, пришивая себе на плечо крест, предаются распутству и убийствам да еще уверяют, будто так угодно богу.

Фигура Буагильбера, властного и решительного рыцаря, доминирует в композиции, подчеркивая его роль в разворачивающейся драме Художник не просто иллюстрирует эпизод романа, он погружает зрителя в вихрь эмоций, заставляя сопереживать героине и ощутить всю остроту конфликта. В «Похищении Ребекки» Делакруа демонстрирует свой талант живописца-драматурга, способного передать сложность человеческих чувств и напряженность исторического момента.

---

Больше о живописи — на сайте журнала:

История Франции в портретах Жанны д’Арк: глава из книги Ольги Тогоевой «Дева со знаменем»
Последние романтики: глава из книги Михаила Вайскопфа «Агония и возрождение романтизма»
Особая атмосфера XIX века в Музее романтической жизни
Тициан, Ван Гог, Рембрандт и другие: 7 шедевров коллекции музея Пола Гетти
Между идеалом и реальностью: семь портретов Сандро Боттичелли
Осторожно, Модерн!
В самом сердце весны: апрель в живописи, стихах и народных приметах