Топ-10 книг 2021 года: Модильяни, Медичи, «суровый стиль», феминизм и другое

26 декабря 2021

Каждую неделю в рубрике «Книжное воскресенье» журнал Точка ART знакомит читателей с новинками ведущих издательств. Поэтические разногласия Пушкина и Гюго, абстрактное искусство и свобода самовыражения в танце, книжная графика из собрания Ренэ Герра и новый взгляд на советский многотиражный фарфор — за год были опубликованы фрагменты из более чем сорока книг об искусстве. В последнее «Книжное воскресенье» уходящего года Точка ART представляет топ-10 книг за 2021 год.


Филипп Даверио: «Дерзкий музей. Длинный век искусства»

Филипп Даверио «Дерзкий музей. Длинный век искусства»
© Слово / SLOVO

«Как же так? Посетитель нашего музея окончательно сбит с толку. Его традиционные представления об истории искусства разрушены, и он бьется в сетях культурной антропологии, обнаружив, что разные школы, разные техники, обыденные и злободневные темы и образы слились в едином романтической вихре Длинного века».

После «Воображаемого музея» Филипп Даверио, известный итальянский искусствовед, писатель и культуролог, приглашает читателей в свой «дерзкий» музей. История искусства представлена здесь не как традиционная смена художественных школ и направлений. В одном можно увидеть работы символистов и кубистов, прерафаэлитов и импрессионистов, живших в разное время. Но для автора все они — современники Длинного века, рамки которого — от Великой французской революции до конца Второй мировой войны — определяются судьбоносными для народов Европы событиями.

В книге издательства «СЛОВО / SLOVO» Филипп Даверио строит свой собственный музей, не считаясь с общепринятыми мерками. В январском выпуске рубрики «Книжное воскресенье» читайте главу «Апология живописи».


Ольга Медведкова: «Три персонажа в поисках любви и бессмертия»

Ольга Медведкова: «Три персонажа в поисках любви и бессмертия»
© НЛО

А потом выпустит на волю отпечатанные листы, Жак развесит их на веревках и разложит повсюду сушить. Листы будут послушно сохнуть, и уже являть миру новые смыслы: разъяснять, смешить, огорчать, наставлять, показывать, рассказывать. Потом Жак соберет их, сложит по порядку, и они будут ждать переплетчика.

Ольга Медведкова — прозаик, историк искусства и архитектуры. Ее новый роман Три персонажа в поисках любви и бессмертия — первый на русском языке — скрупулезно исследует рождение исторической эпохи, тонко и изящно повествует о чудесах человеческого преображения.

Герои книги живут в разных странах и даже в разные периоды истории: во времена итальянского Возрождения («Ивонна»), во Франции середины XVIII века («Вдова Берто»), в Лондоне и Венеции конца века XIX («Павел Некревский»). Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам. На первый взгляд между ними нет ничего общего. Лишь одно. В неразберихе обстоятельств и событий все трое ищут любви и бессмертия.

Журнал об искусстве Точка ART публикует отрывок из главы «Вдова Берто», знакомя читателей с жизнью провинциального французского городка середины XVIII века.


Мариса Бейт: «Периодическая таблица феминизма»

Мариса Бейт: «Периодическая таблица феминизма»
© Ad Marginem

«Феминизм — это долгий и медленный путь к осознанию, что многое из того, что ты любишь, тебя ненавидит».

Издательство Ad Marginem выпустило «Периодическую таблицу феминизма» — сто тридцать содержательных, увлекательных и вдохновляющих биографических очерков, написанный британской журналисткой Марисой Бейт. Повествующие о ключевых фигурах движения, от Мэри Уолстонкрафт до Кейтлин Моран, Симоны де Бовуар и Опры Уинфри, они позволят по-новому взглянуть на прославленных феминисток и обрести новых героинь. Текст рассказывает о том, за что боролись и продолжают бороться феминистки по всему миру, а форма периодической таблицы наглядно показывает, как связаны друг с другом идеи фем-активисток разных эпох и стран.

Чего хотят женщины? Читайте отрывок из главы «Четвертая волна», охватывающей период с 2011 года по настоящий момент.


Амедео Модильяни в воспоминаниях дочери и современников

Амедео Модильяни в воспоминаниях дочери и современников
© БуксМАрт

Вероятно, мы оба не понимали одну существенную вещь: все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его — очень короткой, моей — очень длинной. Дыхание искусства еще не обуглило, не преобразило эти два существования, это должен был быть светлый легкий предрассветный час. Но будущее, которое, как известно, бросает свою тень задолго перед тем, как войти, стучало в окно, пряталось за фонарями, пересекало сны и пугало страшным бодлеровским Парижем, который притаился где‑то рядом. И все божественное в Амедее только искрилось сквозь какой‑то мрак.

Признание пришло к Амедео Модильяни только после смерти. Его короткая жизнь так необычна и трагична, что больше напоминает сценарий фильма, чем правдивую историю французского творца итальянского происхождения. За отведенные ему 35 лет он не только состоялся как художник, но и породил множество мифов, развенчать которые пытается его дочь Жанна, начиная биографию отца с самого начала — истории семьи Модильяни. Еще более полно многогранная личность «великого Моди» раскрывается в воспоминаниях его друзей и современников.

Главы новой книги издательства «БуксМАрт» «Амедео Модильяни в воспоминаниях дочери и современников» написаны Жанной Модильяни, Анной Зборовской, Жаном Кокто, Ильей Эренбургом, Ладо Гудиашвили и Анной Ахматовой. Воспоминания русской поэтессы о встречах с итальянским художником в Париже в 1911 году читайте в апрельской рубрике «Книжное воскресенье».


Бэлла Шапиро «Русский всадник в парадигме власти»

Бэлла Шапиро «Русский всадник в парадигме власти»
© НЛО

Петровские реформы вывели женщин русского двора из культурной изоляции, и они, наравне с мужчинами, стали воплощением европеизированного дворянства, где женщины в случае необходимости пользовались не только отдельными деталями мужского костюма, но и полным мужским гардеробом — прежде всего военной формой. 

«Медный всадник», «Витязь на распутье», «Птица-тройка» — эти образы занимают центральное место в русской национальной мифологии. Монография «Русский всадник в парадигме власти» историка культуры, музеолога Бэллы Шапиро, недавно выпущенная издательством «Новое литературное обозрение», показывает, как в отечественной культуре формировался и функционировал образ всадника. Первоначально святые защитники отечества изображались пешими; переход к конным изображениям хронологически совпадает со временем, когда на Руси складывается всадническая культура. Она породила обширную иконографию: святые воины-покровители сменили одеяния и крест мучеников на доспехи, оружие и коня. Наиболее устойчивым конным образом стал «змееборец» — небесный покровитель Руси, поражающий врага. Со временем образ святого, оберегающего свой народ от бедствий, превратился в символ великокняжеской, а затем и царской власти. Со становлением Российской империи ему на смену пришел эпический образ конного царя-триумфатора. Автор книги подробно анализирует процесс подобной культурной трансформации, уделяя при этом большое внимание событийной истории России от Московского царства до последних императоров.

Как женщины меняли мужские традиции в XVIII веке — читайте в главе, посвященной эволюции представления о военном костюме, как исключительно мужском облачении.


Ольга Матич: «Музеи смерти»

Ольга Матич: «Музеи смерти»
© НЛО

Словно энциклопедия эмигрантской жизни, кладбище Сент-Женевьев-де Буа хранит память о людях, десятилетиями живших, по расхожему определению, в «изгнании». В 1927 году Нина Берберова по-другому определила их изначальную миссию за границей: «мы не в изгнании — мы в послании». Спустя тридцать лет литературовед Глеб Струве, сын Петра Струве, назвал свою книгу об эмигрантской литературе .Русская литература в изгнании. (1956) — к тому времени идея «послания» потеряла свое значение. Что касается «изгнания», лет тридцать спустя это можно было сказать о таких видных представителях советской культуры, как Галич, Некрасов, Тарковский, которые, скорее всего, и ощущали себя изгнанниками.

Погребение является одним из универсальных институтов, необходимых как отдельному человеку, так и целому обществу для сохранения памяти об умерших. Похоронные обряды, регламентированные во многих культурных традициях, структурируют эмоции и поведение не только скорбящих, но и всех присутствующих. Ольга Матич, литературовед и культуролог, профессор emeritus Калифорнийского университета в Беркли, автор книги «Музеи смерти. Парижские и московские кладбища», вышедшей в издательстве «Новое литературное обозрение», описывает кладбища не только как ценные источники местной истории, но прежде всего — как музеи искусства, исследуя архитектурные и скульптурные особенности отдельных памятников, надгробные жанры и их художественную специфику, отражающую эпоху: барокко, неоклассицизм, романтизм, модерн и так далее.

В книге идет речь о главных парижских кладбищах (Пер-Лашез, Монпарнас, Монмартр и Пасси), о кладбищах московских (Донское, Новодевичье, Введенское и Ваганьковское), а также об эмигрантском кладбище Cент-Женевьев-де-Буа. Отрывок из главы об этом главном некрополе первой эмиграции, который находится в предместье Парижа, читайте в июльском выпуске «Книжного воскресенья».


Борис Иогансон: «Московский Союз художников. Взгляд из XXI века»

Борис Иогансон «Московский Союз художников. Взгляд из XXI века» © БуксМАрт
© БуксМАрт

Как правило, рассматривая живопись 1960-х годов, прежде всего вспоминают «суровый стиль» и ряд художников, определивших это направление. Этот период называют еще временем шестидесятников, также прочно связанным с «суровым стилем».

История Союза в 1960–1980-е годы не может рассматриваться в отрыве от анализа художественной жизни страны во второй половине ХХ века. Именно в эти годы произошли кардинальные перемены в изобразительном искусстве, в первую очередь — в живописи, причем живописи официальной, создаваемой в недрах Московского союза. Анализ возникновения принципиально нового изобразительного искусства, сформировавшегося в лоне именно официальной советской институции, независимо от идеологических установок составляет важную часть работы. Именно в рамках Московского союза возникли не только «суровый стиль», но и многочисленные «измы» 1970–1980-х годов.

Новая книга издательства «БуксМАрт» «Московский Союз художников. Взгляд из XXI века» является продолжением истории Московского союза художников и охватывает 1960–1980-е годы — так называемый позднесоветский период. В ней Борис Иогансон отразил не только эволюцию структуры МОСХа, превратившегося за эти годы в гигантскую многофункциональную организацию, но и особенности художественной жизни Московского союза этого периода, главным образом секции живописи, в которой при сохранении государственной идеологии возникли разнообразные течения, выходящие за рамки социалистического реализма, и параллельно сформировалось новое направление в критике и искусствоведении.

С любезного разрешения автора книги Точка ART опубликовал фрагмент главы, рассматривающий живопись 1960-х годов, прочно связанную с так называемым «суровым стилем».


Дмитрий Крымов: «Своими словами»

Дмитрий Крымов: «Своими словами»
© НЛО

Пушкин, будучи на десять лет старше и на четыре сантиметра выше, очень любил Гоголя, тому есть много свидетельств, но самое достоверное — это вот какое: однажды, после чтения «Тараса Бульбы», по воспоминаниям баронессы Россет, фрейлины императрицы (фото тоже на полу), в доме которой происходило чтение, Пушкин подошел к Гоголю… взял его за плечи и сказал: «Умница!» А потом нагнулся… и поцеловал Гоголя в голову! (Реквизитор выносит короткий стул и ставит на него ноги Пушкина. Пушкин целует Гоголя в голову. Стул уносят.) И сказал при этом: «Пиши, пиши, все, что есть здесь (стучит по голове Гоголя), должно из нее вылиться!» Потом Пушкин повернулся к Жуковскому (Пушкин поворачивается к Сергею Назарову) и проговорил: «А маленький хохол — каков?..» (Смех.)

С чего начинается спектакль? Как в сознании режиссера впервые возникает тот единственный образ литературного текста, который позже оживает на сцене? В книге «Своими словами. Режиссерские экземпляры девяти спектаклей» собраны девять сценариев знаменитых спектаклей художника и режиссера Дмитрия Крымова. Режиссерские версии, записанные автором, — это возможность увидеть спектакль в момент его придумывания. Этот увлекательный процесс, который сам автор называет «ход дела», на самом деле игра слова и воображения, которая и составляет смысл понятия «Лаборатория Дмитрия Крымова».

В августовской рубрике «Книжное воскресенье» читайте отрывок из главы, рассказывающей историю постановки гоголевских «Мертвых душ» — для детей.


Вера Мильчина: «И вечные французы…»

Вера Мильчина: «И вечные французы…»
© НЛО

Превращение блестящего поэта в посредственного прозаика — одна из целей, преследуемых пушкинских переводом. Одна из, но не единственная. Пушкину необходимо изобразить Гюго гонителем Мильтона, автором, который над Мильтоном издевается (меж тем на самом деле во французской пьесе издевательства вовсе нет и Гюго относится к Мильтону с ничуть не меньшим почтением, чем Пушкин). На это, в частности, работает одна из редких в пушкинском переводе смысловых неточностей. Чтобы еще ярче показать, как Гюго унижает Мильтона, Пушкин в своем переводе вкладывает ему в уста такую реплику: «Пламенный гений во мне работает. Я обдумываю, молча, странное намерение» — причем «молча» выделено курсивом.

Русско-французские культурные и литературные связи насчитывают не одну сотню лет — неудивительно, что они оставили след в творчестве самых известных авторов: Пушкина, Лермонтова, Вяземского, И. С. Тургенева. Помещая произведения русских и французских писателей в международный контекст, автор книги «И вечные французы…» Вера Мильчина приходит к неожиданным результатам. Кросс-культурный анализ помогает увидеть, что Пушкин и Вяземский понимали роман Бенжамена Констана «Адольф» не совсем так или даже совсем не так, как их французские современники; что сардинский посол в России и религиозный мыслитель Жозеф де Местр вовсе не был таким светским говоруном, каким его принято считать, а в «героической комедии» Ростана прячется воспоминание об иронической новелле Шарля Нодье, а «канонические» русские переводы Бальзака в некоторых случаях сообщают нам совсем не то, что написано в оригинале. Эти и другие сюжеты показывают, каким непредсказуемым может оказаться процесс адаптации литературного произведения в чужой культуре.

Книга, вышедшая в издательстве «Новое литературное обозрение» состоит из трех разделов: «О людях и репутациях», «О словах и фразах», «О переводах и переходах», но во всех статьях речь идет по большому счету об одном и том же — о том, как люди распоряжаются своими и чужими словами, о том, как строят из них тексты и репутации.

В ноябрьской рубрике «Книжное воскресенье» — глава, из которой читатель узнает, что Пушкин относился к двум «мэтрам» французской словесности — Стендалю и Виктору Гюго — с пренебрежением и даже неприязнью.


Марчелло Симонетта: «Загадка Монтефельтро»

© СЛОВО/SLOVO

В вопросах личной безопасности Чикко был чрезвычайно щепетилен. Он установил в своем доме строжайшие правила секретности: его домочадцам и слугам категорически запрещалось говорить с кем-нибудь о том, что они слышали: «Не подобает, чтобы кто- либо из своих выносил на свет тайны, услышанные в доме нашего достопочтенного господина». Кроме того, в домашних заповедях предписывалось не произносить «недостойных и нечестивых слов» в адрес кого-либо, не употреблять нецензурные слова в отношении Бога, Богородицы и всех святых, а также не играть в кости. Из четырех «избранных обслуживать и заботиться лично о вышеупомянутом Чикко» только один должен был «следить за приготовлением еды и напитков и подавать их к столу». Когда канцлер находился в своей «тайной комнате для чтения писем или их написания», один из его сотрудников сторожил у двери, а в отсутствие хозяина никто не имел права «прикасаться к письмам и запискам, которые находятся в ней». Ночью все двери его миланского дворца, расположенного недалеко от резиденции миланского герцога, закрывались на прочные засовы, а посетители допускались только после предварительного установления личности.

В издательстве СЛОВО/SLOVO впервые на русском языке в знаменитой серии «Искусство Ренессанса» вышла книга «Загадка Монтефельтро. Династия Медичи». Больше 20 лет назад, автор книги, итальянский историк Марчелло Симонетта, работая в частном архиве в Италии, наткнулся на зашифрованное письмо, написанное Федерико да Монтефельтро, герцогом Урбино Папе римскому Сиксту IV, и, расшифровав его, раскрыл старинную тайну, ставшую сенсацией. Это первая книга знаменитой трилогии автора, посвященной могущественной династии Медичи — покровителей искусств, меценатов и правителям Флоренции эпохи Ренессанса.

Спустя 500 лет самая печально известная тайна эпохи Возрождения наконец-то разгадана. Впервые на русском языке выходит впечатляющее историческое расследование обстоятельств убийства Джулиано Медичи и заговора Пацци. В декабре в рубрике «Книжное воскресенье» читайте главу, повествующую о канцлере и регенте Миланского герцогства Чикко Симонетте, одной из ключевых фигур итальянской политики XV века, в которой автор тщательно реконструирует исторические обстоятельства заговора Пацци, направленного на свержение власти семейства Медичи.


На сайте журнала вы можете не только читать отрывки из этих и других книг, но также и купить их по выгодной цене.

Labirint.ru - ваш проводник по лабиринту книг

Новости

Популярное