В издательстве СЛОВО/SLOVO впервые на русском языке вышла книга известного итальянского писателя Луки Сарци Амаде «Гонзага. История династии. Искусство и власть». Жизнь семейства Гонзага — это созидания и разрушения, войны и заговоры, борьба за власть и влияние. В мастерском изложении автора реальные события прошлого превращаются в абсолютно живую историю.

В рубрике «Книжное воскресенье» журнал Точка ART публикует главу, представляющую «Портрет династии на фоне Возрождения».

Самый революционный из учителей

Главным героем эпопеи Гонзага является Людовико II. Однако он был бы никем без своего учителя, Витторино деи Рамбальдони. На дворе было еще Средневековье, когда в Фельтре, городе, расположенном на берегу текущей по падуанской долине реке Пьяве, на свет появился тот, кто явит миру в своем лице беспрецедентного педагога, истинного гуманиста, отвергавшего телесные наказания и дискриминацию и выступавшего вопреки господствующей схоластике за диалог между различными дисциплинами. В Италии, где наука по большей части представляла собой нескончаемые и ожесточенные теологические дискуссии, появился педагог-новатор, который обучал через игру, избегая педантизма грамматики, применяя физические и умственные упражнения, к которым, в частности, относилась и тренировка памяти. Витторио преподавал на греческом и латинском языках, и обучение было всеобщим и равноправным для мужчин и женщин, дворян и простолюдинов, взрослых и детей. Присутствие горца среди мантуанцев было неудивительно, поскольку церковь Фельтре, как и церковь Мантуи, находились под властью патриарха Аквилеи (даже имя Фельтрино, как вы уже могли заметить, не чуждо Дому).

Таким образом, действие переносится во дворец Гонзага. Дом Радости, который предпоследний Капитан, великолепный Франческо, возвел для собственных развлечений, возможно, немного языческих, педагог Витторино деи Рамбальдони превратил в самую справедливую школу всех времен, гимназию, где наряду с изучением книг занимались, как в древних Афинах, рисованием, музыкой и, наконец, тем, что мы и сегодня называем гимнастикой, чтобы ученики закалялись телом и духом. И, возможно, именно потому, что слово «школа» у древних греков обозначало свободное время, стены учебных помещений Дома Радости были украшены яркими фресками, изображавшими детские игры. Все это ничем не напоминало аскетические средневековые школы. Светлое, просторное здание было расположено в живописной местности, здесь, под перголами сада, он воспитывал вместе со всем потомством Первого маркиза его невестку, Барбару Бранденбургскую, которая прибыла ко двору в возрасте 11 лет, и одновременно отпрысков других знатных синьоров из долины По — графов Корреджо, Монтефельтро, а также детей учителя, поэта и переводчика, блестящего знатока латыни и греческо- го Гуарино да Верона (который, несмотря на свой пожилой возраст, позже открыл школу-близнец в Ферраре под эгидой семьи д’Эсте).

Учились тут и одаренные дети из простонародья, причем Витторино оплачивал, когда это было необходимо, их питание и проживание, уравнивая их в одежде и обращении. Так же равноправны были все иностранные ученики — а на обучение к Витторино присылали детей из Франции, Германии и даже Греции, при этом педагог относился с должным вниманием к их особенностям и национальным различиям.

Это была революция. До этого в готической Италии женщины никогда не считались равными мужчинам.

Чечилия, дочь Джанфранческо, усвоила греческий и латынь так быстро, что в восьмилетнем возрасте перешла из-под опеки магистра ордена камальдулов, Амброджо деи Траверсари, одного из самых ярких эллинистов и богословов своего времени, тоже горца, но из Романьи, тоже сторонника женского гуманистического образования (но только в монастырском обличье) под крыло Витторино. Надо отметить, что, в отличие от своих сестер (Лючии и Леонеллы, увы, горбатых), Чечилия была не только умна и хорошо образованна, но еще и необыкновенно красива. Пизанелло изобразил ее, единственную женщину среди героев его медалей, в возрасте 21 года на своей самой известной медали, отчеканенной в 1447 году.

Последний Капитан, желая сделать династию более многочисленной, обещал свое лучшее создание правнуку покойного папы Колонны, красивому, но циничному Оддантонио ди Монтефельтро, который позже, в пятнадцатилетнем возрасте, станет Первым герцогом Урбино, стратегически важной земли между долиной По и Римом, между имперской Италией и папским государством. Но самые красивые дети семьи стремились в монастырь, к медитации, к знаниям.

Словом, щепки летели под гордую матильдскую колокольню: с одной стороны — христианский Сократ, твердо отстаивающий свободный выбор ученика; с другой — непоколебимый маркиз. Настоящий педагог не позволит себе приказывать ученику. Но и юный кондотьер не собирался отступать. Как и Чечилия. И только в 1444 году, составляя завещание, Первый маркиз дал-таки согласие на уход дочери в монастырь Санта-Паола, основанный его женой, куда отправились и две другие его дочери: Лючия и Леонелла. В это время несостоявшийся жених погиб в 17 лет в результате заговора. Благочестивой Чечилии повезло немного больше: она умерла в возрасте 25 лет.

Наконец‑то в патриархальной Италии появился педагог, поддерживающий молодежь! Мудрый горец учил ценить трезвость, учил думать и спорить, сочинять на латыни и вопреки обычаю, который, особенно при дворах, почитал изобилие еды и тучность признаком процветания, он увещевал своих учеников мало есть и пить много воды. И не сделал исключения для юного Гонзага. Чтобы отвлечь от стола своего маленького Геркулеса (так он называл одиннадцатилетнего Людовико), он заставлял его под звуки музыки повторять движения приглашенных танцоров, стараясь передать особенности их характера. Таким образом ему удалось превратить кривоногого и пузатого наследника в искусного гимнаста, мудрого политика и дальновидного покровителя искусств. Он должен был стать тем учеником, который, в свою очередь, сделал бы собственный, возможно, самый совершенный двор в Италии. И как во времена империи Траяна поэт-сатирик всех времен Ювенал провозгласил максиму «в здоровом теле — здоровый дух», так и Витторино деи Рамбальдони, в свою очередь, рекомендовал своим ученикам активные поездки на реки и озера, где они могли купаться, чтобы смягчить летний зной, долгие прогулки в горах, энергичные пробежки в лесу, а также занятия фехтованием и стрельбой из лука. Говорят, что во время гребли, которую ученики теперь совершали под свою ответственность, вероятно, в водах Бенако (так Поэт называл озеро Гарда), один из них едва не утонул. Его звали Франческо Прендилаква, и этот героически спасенный своими товарищами юноша, повзрослев, напишет биографию своего учителя на латыни.

Витторино выполнил свою миссию, примирив знание классики с математикой (которую он сам выучил по текстам Евклида) и в то же время с христианским духом и воспитывая людей, которые, не стремясь к наживе, отдавали бы все свои силы служению на благо общества. По этой причине в его школе практиковалось трудовое воспитание, обучение ремеслам: ученики занимались копированием текстов, их иллюминированием переплетом манускриптов. Для современников Дом Радости представлял собой возрожденную и обновленную академию Платона. Дом Радости воспитал множество известных людей, включая Антонио Беккариа из Вероны — знатока греческого, который распространял греческую литературу и книги на латыни, тогдашнем универсальном языке, и Бартоломео Сакки (Платина) из Пьядены, большой земли на полпути между Кремоной и Мантуей, который, когда пришел его черед преподавать, занимался воспитанием детей нашего Людовико, прежде чем, много позже, папа Сикст IV, благоволивший к Династии, призовет его для организации работы библиотеки Ватикана, в то время самой большой в мире.

Здесь, на берегах Минчо, сводный брат Оддантонио да Монтефельтро, Федерико, который был его преемником и, без сомнения, его палачом, служивший в качестве рыцаря (а точнее — находившийся в качестве заложника) при правителе Мантуи, впоследствии стал заклятым врагом соседа — жестокого и изобретательного Сиджизмондо Пандольфо Малатеста (одного из трех родных сыновей дяди Гонзага, Пандольфо III Великого). Именно Федерико в своем Урбино почти на пустом месте создаст то, что один из самых любимых придворных Гонзага, Бальдассаре Кастильоне, в следующем веке определит как самый роскошный двор в Италии.

Братья-соперники

Известно, что Дом Гонзага не был застрахован ни от проблем между представителями разных поколений, ни от соперничества между братьями и сестрами. Людовико, как вы помните, женился в возрасте двадцати одного года на одиннадцатилетней девочке и старался нарожать побольше детей. Сначала родились две девочки. Джанфранческо же хотел как можно скорее обзавестись внуком. В 1437 году он нашел невесту и для Карло, второго сына, — Лючия была одной из двух очаровательных двойняшек из дома д’Эсте. Вторая же станет женой вышеупомянутого Сиджизмондо Пандольфо Малатеста, и мы увидим, чем это кончится.

На семейной сцене готовится разыграться спектакль: с одной стороны — Людовико, старший сын, назначенный наследником по первородству, с другой — Карло, отважный и амбициозный кондотьер, который, следуя примеру своих предков, жаждет возродить славу военачальников Древнего Рима. Тем более что военный контракт теперь уже не полугодовой, а годовой, что означало более стабильную работу и позволяло солдатам не оставаться без зарплаты в холодные месяцы, а значит — не заниматься набегами на крестьянские хозяйства в поисках пропитания.

Короче говоря, неизбежное случилось: в 1436 году в возрасте 24 лет старший из двух братьев, завидуя воинской славе младшего, бежал в Милан в поисках желанной славы в армию Филиппо Мария Висконти (врага Венеции, в войске которого его отец служил генералом-капитаном). Там он получил право служить в течение года со своими тремя сотнями всадников, выставив лишь два условия: не участвовать в военных действиях против своего родителя и по окончании срока этого контракта возобновить его.

Можете себе представить гнев отца, прославленного кондотьера! И Первый маркиз Дома, гордый только что полученным титулом, изгнал старшего сына из своих владений, приказав убить любого, кто заговорит с ним, и даже в нарушение уже состоявшейся инвеституры добился от императора права лишить наследства своего отпрыска. Не удовлетворившись этим, он, чтобы стереть все следы пребывания Людовико на родине, приказал уничтожить его знаки отличия и обязал своих подданных, называвших себя Людовико, сменить имя на Луиджи. Что касается жены Людовико (хотя она была племянницей высшего монарха), он повелел, чтобы отныне она при появлении на публике не шла впереди только что вошедшей в семью жены второго сына, Карло, а следовала за ней. Тем самым Первый маркиз демонстрировал двору и публике свое желание оставить престол за Карло, и только за ним.

В такой ситуации единственным человеком, кто, возможно, мог примирить враждующих, была набожная мать обоих сыновей, а с ней и многомудрый Витторино. Знамениты слова, сказанные им по этому поводу: «Сын согрешил против отца, но отец не должен грешить против сына».

Говорят, что вмешалась и рука Божья: через несколько месяцев после свадьбы Карл потерял свою белокурую красавицу жену (сестре-близнецу повезло больше, она погибла только три года спустя, по слухам — от руки мужа). Но, возможно, все решила динамика союзов. Мы уже видели, как, устав от политики, Джанфранческо порвал с венецианским дожем, но уже некоторое время спустя, в 1438 году, не устояв, принял лестное предложение миланского герцога Филиппо Мария Висконти. В связи с чем стало окончательно ясно, что на самом деле этот негодяй Людовико был всего лишь предтечей. К тому же очень скоро, после более чем семи лет брака, Людовико подарил-таки своему родителю желанного внука, опередив на этот раз младшего брата. Более того, во время своего изгнания он, чтобы не отстать от Карло, предоставил достаточно доказательств своей воинской доблести, сражаясь под началом такого отчаянного генерала, как Пиччинино, познав и раны, и — как и его брат — плен, и даже комплименты от победителя, Франческо Сфорца, великого кондотьера, нанятого флорентийским Домом Медичи. Отец тут же сменил гнев на милость, и дерзкий старший сын был торжественно восстановлен в престолонаследии.

Отвлечемся и вспомним о еще одном брате воинствующих кондотьеров, Джанлучидо. Двадцатилетний парень учился в университете Павии, который основали и сделали великим и знаменитым Висконти, и коллекционировал римские монеты. Но, горбатый и болезненный, он не видел для себя другого поприща, кроме священнического. И после смерти Витторино в 1446 году Джанлучидо поселился в Доме Радости (где в свое время выучил наизусть всю Энеиду на латыни), но уже через два года умер в возрасте 26 лет.

Вернемся к Людовико, точнее, к Людовико II. Как мы уже видели, он был отличным кондотьером, то есть, по сути, предводителем наемников. Сначала он подписал семилетнюю кондотту с миланским герцогом, но после поражения от венецианцев под Казальмаджоре (входящего во владения Гонзага на берегу По) он переходит на службу республик — Венеции и Флоренции — и в возрасте 34 лет, в 1447 году, с жалованьем в 600 флоринов в месяц уже возглавляет флорентийскую армию (с которой еще недавно сражался), желая сделать ее равной великим армиям Милана и Венеции. И, возможно, именно его настойчивость, постоянная готовность к бою и даже его борода, которую он отрастил, после того как убежал из дома, и из‑за которой досталось ему прозвище Турок, настолько пленили воображение Пизанелло, что он изобразил Людовико на одной из своих знаменитых медалей.

В 1447 году, несмотря на неимоверные усилия, направленные на сохранение единства семьи, мы снова видим братьев по разные стороны фронта: Людовико — с флорентийцами и венецианцами — против Карло — с арагонцами, которые тем летом готовились преподнести неаполитанскому королю корону Милана, где только что умер герцог, последний из рода Висконти. Напрасно: Милан после 170 лет господства Висконти провозглашает по образцу государств, находившихся тогда на подъеме, свою собственную Республику, и она, благодаря воинскому таланту Франческо Сфорца, которого спешно наняли за огромное жалованье, может защищать себя (хрупкая республика исчезнет всего через три года смуты, точку в которой поставят голод 1450 года и начало правления Франческо Сфорца).

В этот период Карло уже сражается под началом Сфорца за миланцев во главе 1500 всадников против венецианцев, одним из военачальников которых, словно специально, является Людовико. Тот уже предвкушал победу над младшим братом, когда летом 1448 года, всего через год после смерти Филиппо Мария, войска Сфорца, нанеся венецианцам ощутимое поражение под Караваджо, разрушили его мечту. В этой битве впервые в истории миланцами были применены мушкеты, производившие на противника устрашающий эффект грохотом выстрелов и пламенем. Застигнутый врасплох Людовико бежал с поля боя в одной рубашке. В День святого Луки, 18 октября, недалеко от границы Гонзага, в Ривольтелле, на берегу озера Гарда, был заключен мир между Сфорца и венецианцами. Пример Франческо да Гонзага и Карманьолы теперь задал образ действия, и Сфорца, стремясь выглядеть великодушным, вернул завоеванные земли жалко выглядевшей Венеции, получив взамен ее поддержку для завоевания Милана, города, которому до этого дня он служил капитаном наемников. Вот такой крутой разворот!

Карло да Гонзага почуял прекрасную возможность отличиться и, покинув войско Сфорца, появился в Милане, где горожане встретили его как спасителя, засыпав подарками. Город, все еще остававшийся без правителя, был желанным призом. Военный историк Маллетт пишет, что всего два миланских оружейника смогли за несколько дней из своих арсеналов вооружить с ног до головы армию из 4000 всадников и 2000 пехотинцев. Тщеславный Карло получил в некогда вражеском городе должность Капитана народа, которую его предки из поколения в поколение занимали в Мантуе, и начал с того, что выжег каленым железом всех инакомыслящих, реальных или предполагаемых. После чего в 1449 году он, не дожидаясь весны, во главе 4000 храбрецов напал на лагерь Франческо Сфорца, а на следующий день в Монце, на этот раз с 12 000 человек, взял множество пленных.

Но количество солдат не всегда соответствует их качеству. Успехи Карло не напугали Сфорца, который погнал его войско обратно, и глава новорожденной Республики (она стала называться «Золотая Амброзианская республика»), предвидя печальный финал своей авантюры, обратился за помощью к старшему брату. Людовико, с 1449 года прокуратор короля Неаполя Альфонсо Арагонского, который уже давно был в союзе с императором именно против Сфорца, однако, не внял мольбам Карло. Будучи генерал-лейтенантом неаполитанских войск в Ломбардии, Людовико командовал 900 всадниками и столькими же пехотинцами, имел обоз со слугами, поварами, запасными лошадями и получал годовое жалованье в 45 000 золотых флоринов (плюс ежемесячно восемь за каждого улана и два — за пехотинца); кроме того, в его контракте был пункт о нейтралитете по отношению к Венеции, естественному каналу сбыта мантуанского зерна.

Так что Карло не оставалось ничего другого, как искать примирения со Сфорца, который в 1450 году, на следующий день после праздника Благовещения, занял трон правителя Милана. Амброзианская республика стала историей, и Карло да Гонзага вышел из игры. На первый план снова выходит Людовико, который отныне будет самым надежным союзником победителя. Взамен он получил новое, еще более выгодное, военное содержание (47 000 дукатов в год в мирное время, 82 000 — в военное), а вместе с ним, как это было принято, и причитающийся брачный союз: Сусанна да Гонзага, его старшая дочь, обручается с Галеаццо Марией, старшим сыном самопровозглашенного миланского герцога: ей три года, ему — шесть, но, как известно, дальновидные синьоры любят долгосрочные проекты.

Только теперь, чтобы спасти и козу, и капусту, маркиз, уверенный, что урок пошел брату впрок, пристроил Карло при дворе Сфорца. Но в начале 1451 года того арестовали и снова заключили в тюрьму, и только благодаря заступничеству брата тюрьму заменили на ссылку, недалеко, всего лишь в Черано, что за рекой Тичино.

Но урок так и не был усвоен. В начале лета Карло бежал в Венецию, на этот раз, чтобы предложить себя на службу Республике, самой стабильной среди итальянских городов-государств. Побег брата стоил Людовико как ходатаю за него перед Сфорца гору денег: 80 000 дукатов, которые нужно было выплачивать частями, по 10 000 в год. Маркизу было где брать деньги. Его отец по договоренности с императором разделил свое государство между всеми своими сыновьями.

Теперь, после смерти Джанлучидо, не имевшего наследников, бегство Карло позволило Людовико на законных основаниях — с целью компенсации платы за его побег — присоединить его земли, чтобы рано или поздно совершенно легитимно (поскольку у другого брата, горбуна Алессандро, не было детей и, похоже, перспектив их заиметь) завершить воссоединение государства в одних руках.

За это время Алессандро стал вдовцом Агнессы ди Монтефельтро, сестры Первого герцога Урбино. В 1456 году, отмеченном явлением зловещей кометы, он дал жителям своих владений, находившихся у северных границ мантуанского государства, гражданские и уголовные законы, назвав их Александрийские Кодексы, которые действовали на этой территории более трех веков, вплоть до прихода наполеоновских армий. Годом позже он учредил ставшую популярной ярмарку святого Луки в своем замке Гоффредо. В жизни Алессандро был слегка рассеянный, сторонился священничества, но и оружия не любил тоже. Тщедушный, горбатый, с провалившейся в плечи головой, он часто подшучивал над своей внешностью. Судьба его доли наследства была определена, а до его кончины в 1466 году оставалось ждать тринадцать лет…

Что касается неугомонного Карло, то мы видим его вновь на военной службе, на этот раз венецианской, и опять против брата Людовико, служащего на стороне миланцев. Цена вопроса — город Мантуя со всеми землями Гонзага. Обе армии 14 июня 1453 года смотрели одна на другую через Минчо, у Виллабоны. И случилась битва, закончившаяся позорным бегством несчастного Карло, который умрет три года спустя, не достигнув и 40 лет, накануне Рождества, в Ферраре, городе, радушно принимающем всех изгнанников.

---

Главы из других книг издательства на сайте журнала:

«Леонардо. Гений несовершенства»: глава из книги Витторио Згарби
«Любовь и страсть в искусстве Возрождения»: глава из книги Ольги Назаровой
«Екатерина Медичи. История семейной мести»: глава из книги Марчелло Симонетты
Испанская живопись XV–XX веков: глава из альбома «Музей Гетти. Лос-Анджелес»
История хищения шедевров мирового искусства: глава из книги Гектора Фелисиано «Исчезнувший музей»
Кровавые тайны династии Медичи: глава из книги Марчелло Симонетта «Загадка Монтефельтро»
Саша Окунь. «Кстати…об искусстве и не только»
«Без ретуши. Советский стиль»: глава из книги Александра Васильева
История британского искусства от Хогарта до Бэнкси — глава из новой книги Джонатана Джонса
Филипп Даверио разрушает стереотипы в книге «Дерзкий музей. Длинный век искусства»