В новом выставочном проекте «Offline/Online», открывшемся в «ДК Громов», кураторы Марина Альвитр и Антонио Джеуза расширяют границы музея, дают зрителям вдоволь насмотреться на картины через экран смартфона и приглашают подумать о формах бытования искусства в цифровую эпоху.

Когда для демонстрации искусства, будто бы усомнившись в его самодостаточности, прибегают к новейшим технологиям, эффект, как правило, получается жуткий: рождаются разного рода «ожившие полотна» и тому подобные изобретения, до неузнаваемости искажающие природу первоисточника. Опыты в этой области, предлагающие что-то кроме эффектной ширмы и претендующие на некую глубину, — редкость. Привести позитивные, тем более актуальные примеры сложно, но выставку в «Громове», пожалуй, можно назвать исключением.

Дело не в новаторском использовании технологий или в структуре выставки. И то, и другое заслуживает внимания, но больший интерес вызывают поднятые кураторами вопросы, круг которых становится тем шире, чем дольше остаешься в пределах экспозиции.

Поначалу, тем не менее, все выглядит довольно традиционно — как новый аттракцион от искусства, притворяющийся чем-то серьезным и современным. Кажется, что с тобой просто заигрывают при помощи небольшого, но мощного арсенала, куда входят приложение дополненной реальности и VR-очки. Даже противопоставление реального/нереального и сознательного/бессознательного отчего-то наводит на мысли о сюжете голливудского триллера на тему игр разума.

В общем, возникают некоторые сомнения в ценности проекта, но виной тому трудноразрешимая проблема психологического порядка, часто сопровождающая взаимоотношения искусства и технологий: при появлении последних внимание публики переключается на них и произведение отступает на второй план. Иными словами, зрителя привлекает не само искусство, а возможность игры с ним. В ряде случаев при таком подобии диалога произведение оказывается неуслышанным, непонятым. Ситуация парадоксальная, поскольку в контексте выставки гаджет призван играть вспомогательную роль дешифратора, напоминающего, что перед нами закодированное послание, требующее времени на поиск разгадки. Вместо этого он активизирует механизмы клипового мышления: быстрый, невнимательный посетитель начинает перебегать от экспоната к экспонату, лишая себя более тесного контакта с одним из них и, таким образом, в рамках обозначенной кураторами оппозиции совершая выбор в пользу online-вещественности.

Гипнотизирующее влияние гаджета делает неочевидным то, что экспозицию можно обойти и без него. С одной стороны, так утрачивается важный концептуальный элемент: несмотря на то, что представлены работы художников первого ряда — от Ильи Кабакова, Александра Арефьева и Евгения Михнова-Войтенко до Виталия Пушницкого, Валерия Кошлякова и Егора Крафта, — не вполне понятно, что их объединяет. В то же время для проникновения в переплетение смыслов выставки смартфон и VR-очки не нужны — и, вероятно, лучше будет вовсе без них. Достаточно просто знать, что при использовании гаджета произведение претерпит определенные метаморфозы, и ограничиться этим знанием. Самое интересное происходит, если отказаться от технологии там, где она необходима. В этом заключается еще один парадокс громовской экспозиции: новый зрительский опыт становится возможен не только при обращении к технологиям, на котором настаивают устроители, но и при намеренном отказе от них. Вопрос личного выбора: отправиться на прогулку по виртуальному музею или остановиться перед пустующей, слабоосвещенной частью зала, в которой он предполагается; познакомиться с оцифрованными частными собраниями или избежать такого опосредованного контакта, смирившись с недоступностью некоторых вещей.

Включение в выставку полуреальных запертых коллекций, являющих себя через VR, стало любопытным шагом, позволившим затронуть тему сакрального статуса и автономности искусства в системе культуры, а значит, его недосягаемости для масс. При этом в границах антиномии открытости/скрытости неожиданно обрели значение бесплатный вход на экспозицию и тысячи репродукций мировых шедевров на стенах бизнес-центра «Громов», никакого отношения к арт-пространству не имеющих, но наглядно демонстрирующих идею доступности.

Однако, соприкасаясь с провокационными темами, кураторы воздерживаются от критики и утверждений, сохраняя вопросительную интонацию, не предлагая ответов и лишь разбрасывая подсказки, в которых рискуешь запутаться. С одной стороны, видеоарт AES+F «Who wants to live forever» — одновременно саундтрек выставки — как бы намекает на то, что, действительно, ничто материальное не вечно, и потому существование искусства в цифровой среде — приемлемый вариант. Но с другой, наиболее глубокое чувство из тех, что вызывает виртуальная составляющая, — это тоска по вещи. Речь не столько о беньяминовской ауре (хотя и о ней тоже), сколько о неудовлетворенном чувстве осязания, привычке к физическому объекту и о желании взаимодействия с уникальным артефактом. Даже напечатанная копия живописного полотна удивительным образом выигрывает по сравнению с его самым правдоподобным цифровым воспроизведением. И хотя в попытках мимикрии виртуальная реальность зашла довольно далеко, с областью материального ей справиться не удается. Во всяком случае, пока.