Революция на бумаге: Маяковский, Эренбург, Филонов
Революция. Переворот, произошедший в ноябре 1917 года, определил жизнь страны и людей на многие десятилетия. Свидетельствами тех событий стали не только декреты, но также стихи, письма, дневники, романы и картины. Журнал об искусстве Точка ART собрал стихотворные, прозаические и живописные воспоминания об Октябрьской революции, которые сегодня, 7 ноября, спустя 106 лет приобретают иное звучание.
Максимилиан Волошин «Мир»
С Россией кончено… На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, Монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
1917
Иван Бунин «Воспоминания»
«Засыпая вчера, слышал много всяких выстрелов. Проснулся в шесть с половиной утра – то же. Заснул, проснулся в девять – опять то же. Весь день не переставая орудия, град по крышам где-то близко и щелканье. Такого дня еще не было. (…) Пробегают не то юнкера, не то солдаты под окнами у нас – идет охота друг на друга” (1 ноября 1917 г.)
«Вчера не мог писать, один из самых страшных дней всей моей жизни. (…) Вломились молодые солдаты с винтовками в наш вестибюль – требовать оружие. Всем существом понял, что такое вступление скота и зверя победителя в город. (…) Выйдя на улицу после этого отсиживания в крепости – страшное чувство свободы (идти) и рабства. Лица хамов, сразу заполнивших Москву, потрясающе скотски и мерзки. День темный, грязный. Москва мерзка как никогда. Ходил по переулкам возле Арбата. Разбитые стекла и т. д. (…) Заснул около семи утра. Сильно плакал. Восемь месяцев страха, рабства, унижений, оскорблений! Этот день венец всего! Разгромили людоеды Москву!» (4 ноября 1917 г.)
Зинаида Гиппиус «14 декабря 1917 года»
Д. Мережковскому
Простят ли чистые герои? Мы их завет не сберегли. Мы потеряли всё святое: И стыд души, и честь земли.
Мы были с ними, были вместе, Когда надвинулась гроза. Пришла Невеста. И Невесте Солдатский штык проткнул глаза.
Мы утопили, с визгом споря, Ее в чану Дворца, на дне, В незабываемом позоре И наворованном вине.
Ночная стая свищет, рыщет, Лед по Неве кровав и пьян… О, петля Николая чище, Чем пальцы серых обезьян!
Рылеев, Трубецкой, Голицын! Вы далеко, в стране иной… Как вспыхнули бы ваши лица Перед оплеванной Невой!
И вот из рва, из терпкой муки, Где по дну вьется рабий дым, Дрожа протягиваем руки Мы к вашим саванам святым.
К одежде смертной прикоснуться, Уста сухие приложить, Чтоб умереть — или проснуться, Но так не жить! Но так не жить!
1917
Илья Эренбург – М.А.Волошину
(Из Москвы в Коктебель, ноябрь 1917)
Дорогой Максимилиан Ал<ександрович>, пишу это письмо во время «дежурства», т.е. с револьвером околачиваюсь ночью на парадном. Писать оч<ень> трудно, вот разве что я жив и невредим. В вечер, когда я приехал, шел уже бой. Квартиру, где был, обстреливали усиленно, но никого не убили. Самое ужасное началось после их победы. Безысходно как-то. Москва покалеченная, замученная, пустая. Больш<евики> неистовствуют. Я усиленно помышляю о загранице, как только будет возможность, уеду. Делаю это, чтоб спасти для себя Россию, возможность внутреннюю в ней жить. Гнусность и мерзость ныне воистину «икра рачья». Очень хочется работать — здесь это никак нельзя. Вчера стоял в хвосте, выборы в Учр<едительное> собр<ание>. Рядом агитировали: «Кто против жидов за № 5 (больш<евики>)?», «Кто за мировую революцию за № 5?». Проехал патриарх, кропил св<ятой> водой. Все сняли шапки. Навстречу ему шла рота солдат и орали «Интернационал». Где это? Или действительно в аду? Напиши, пожалуйста, как живешь. Елене Оттобальдовне мой привет.
Владимир Маяковский «Ода революции»
Тебе,
освистанная,
осмеянная батареями,
тебе,
изъязвленная злословием штыков,
восторженно возношу
над руганью реемой
оды торжественное
«О»!
О, звериная!
О, детская!
О, копеечная!
О, великая!
Каким названьем тебя еще звали?
Как обернешься еще, двуликая?
Стройной постройкой,
грудой развалин?
Машинисту,
пылью угля овеянному,
шахтеру, пробивающему толщи руд,
кадишь,
кадишь благоговейно,
славишь человечий труд.
А завтра
Блаженный
стропила соборовы
тщетно возносит, пощаду моля, —
твоих шестидюймовок тупорылые боровы
взрывают тысячелетия Кремля.
«Слава».
Хрипит в предсмертном рейсе.
Визг сирен придушенно тонок.
Ты шлешь моряков
на тонущий крейсер,
туда,
где забытый
мяукал котенок.
А после!
Пьяной толпой орала.
Ус залихватский закручен в форсе.
Прикладами гонишь седых адмиралов
вниз головой
с моста в Гельсингфорсе.
Вчерашние раны лижет и лижет,
и снова вижу вскрытые вены я.
Тебе обывательское
— о, будь ты проклята трижды! —
и мое,
поэтово
— о, четырежды славься, благословенная! —
1918
Сергей Есенин «Небесный барабанщик» (отрывок)
Гей вы, рабы, рабы!
Брюхом к земле прилипли вы.
Нынче луну с воды
Лошади выпили.
Листьями звезды льются
В реки на наших полях.
Да здравствует революция
На земле и на небесах!
Души бросаем бомбами,
Сеем пурговый свист.
Что нам слюна иконная
В наши ворота в высь?
Нам ли страшны полководцы
Белого стада горилл?
Взвихренной конницей рвется
К новому берегу мир.
1918
Александр Блок «Двенадцать» (отрывок)
…И идут без имени святого
Все двенадцать — вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль…
Их винтовочки стальные
На незримого врага…
В переулочки глухие,
Где одна пылит пурга…
Да в сугробы пуховые —
Не утянешь сапога…
В очи бьется
Красный флаг.
Раздается
Мерный шаг.
Вот — проснется
Лютый враг…
И вьюга? пылит им в очи
Дни и ночи
Напролет…
Вперед, вперед,
Рабочий народ!
1918
Валерий Брюсов «Октябрь 1917 года»
Есть месяцы, отмеченные Роком
В календаре столетий. Кто сотрет
На мировых скрижалях иды марта,
Когда последний римский вольнолюбец
Тирану в грудь направил свой клинок?
Как позабыть, в холодно-мглистом полдне,
Строй дерзких, град картечи, все, что слито
С глухим четырнадцатым декабря?
Как знамена, кровавым блеском реют
Над морем Революции Великой
Двадцатое июня, и десятый
День августа, и скорбный день — брюмер.
Та ж Франция явила два пыланья —
Февральской и июльской новизны.
Но выше всех над датами святыми,
Над декабрем, чем светел пятый год,
Над февралем семнадцатого года,
Сверкаешь ты, слепительный Октябрь,
Преобразивший сумрачную осень
В ликующую силами весну,
Зажегший новый день над дряхлой жизнью
И заревом немеркнущим победно
Нам озаривший правый путь в веках!
1920
Анна Ахматова «Октябрь» (отрывок)
Вставай, вставай! Сидел ты сиднем много,
Иль кровь по жилам потекла водою,
Иль вековая тяготит берлога,
Или топор тебе не удержать рукою?
Уж предрассветные запели невни
На тынах, по сараям и оврагам.
Вставай! Родные обойди деревни
Тяжеловесным и широким шагом.
И встал Октябрь. Нагольную овчину
Накинул он и за кушак широкий
На камне выправленный нож задвинул,
И в путь пошел, дождливый и жестокий.
В дожди и ветры, в орудийном гуле,
Ты шел вперед веселый и корявый,
Вокруг тебя пчелой звенели пули,
Горели нивы, пажити, дубравы!
Ты шел вперед, колокола встречали
По городам тебя распевным хором,
Твой шаг заслышав, бешеные, ржали
Степные кони по пустым просторам.
Твой шаг заслышав, туже и упрямей
Ладонь винтовку верную сжимала,
Тебе навстречу дикими путями
Орда голодная, крича, вставала!
Вперед, вперед. Свершился час урочный,
Все задрожало перед новым клиром,
Когда, поднявшись над страной полночной,
Октябрьский пламень загудел над миром.
1922