«Старый Петербург»: гид по городу с книгой Михаила Пыляева
27 мая 2023 года Санкт-Петербург отметил свой 320-й день рождения! В рубрике «Экскурсия для чтения» журнал об искусстве Точка ART приглашает читателей совершить интереснейшую ретроспективную прогулку по городу, а путеводителем послужат «Рассказы из былой жизни столицы» известного журналиста, историка-краеведа и бытописателя Михаила Пыляева.
Обращаясь к читателям, Пыляев пишет: «В настоящей книге собраны сведения об истории и жизни Петербурга в конце XVIII и начале XIX столетия. Источниками для нашего труда служили не одни только русские и иностранные сочинения, подробно указанные в конце книги, но и изустные рассказы петербургских старожилов».
Мы публикуем отрывки из глав книги «Старый Петербург», которые рассказывают историю Санкт-Петербурга и знакомят с достопримечательностями, бытом и нравами северной российской столицы на протяжении XVIII–XIX вв.
ГЛАВА III
Летний сад. — Посадка деревьев в нем. — Гроты. — Буря 1777 года. — Площадки: Архиерейская, Шкиперская и т.п. — Решетка Летнего сада. — Галерея с залами
Петр особенно заботился о лесах и садах Петербурга и, желая возбудить примером охоту к лесоводству, сам сажал дубовые леса. Так, он выбрал на петербургской дороге место для питомника дубовых деревьев, огородил его частоколом и собственноручно прибил указ, чтобы никто не смел портить деревья. Против порубки дерев он издал строгие законы; главный лесничий Кафтырев, чтоб удержать порубку, вынужден был, в виде угрозы, поставить чрез каждые пять верст виселицы. При Петре и позднее, в царствование Екатерины II, почти при каждом доме были сады; лет пятьдесят тому назад в центре Петербурга числилось 1688 садов.
Особенно богата была садами местность вблизи Владимирской церкви и по Загородному проспекту. Здесь на нашей памяти напротив мещанской управы существовал роскошный сад с затейливыми беседками, мостиками и вековыми деревьями, в числе которых рос большой вековой клен, перевитый посредине в кольцо; по преданию, это сделал Петр. Дом этот когда-то был дворцом, затем принадлежал купцу Нечаеву. Он сломан в восьмидесятом году нынешнего столетия; в этом доме в пятидесятых годах жил М. И. Глинка.
В прошедшем столетии в Петербурге существовало три летних дворца, которые могут быть названы дворцами Петра I, Анны Иоанновны и Елисаветы Петровны. Все они находились в разных концах Летнего сада; первый из них, который мы и теперь видим на берегу Фонтанки, основан Петром в 1711 году одновременно с Летним садом.
Петр I особенно любил свой новый Летний сад, в котором сам трудился над разбитием плана, посадкою деревьев и т. д. Он всюду искал мастеров и, в Ревеле встретив ганноверского уроженца садовника Гаспара Фохта (1718), разговорился с ним об его искусстве. Фохт очень понравился ему и был приглашен приехать в Петербург. Не смея отказать государю, Фохт, однако, отнекивался, ссылаясь, что скучает о жене и детях, оставленных им в отечестве. Петр требовал настоятельно и назначил срок, к которому он должен был явиться в Петербург. Фохт к назначенному времени приехал в Петербург. Но каково же было удивление Фохта, когда, явясь к царю во дворец, он встретил там жену и детей! Летний и Аптекарский сады разведены Фохтом.
Летний сад занимал пространство всего нынешнего сада и части Марсова поля; длинные его аллеи были усажены липами, частью еще живыми, но, к сожалению, погибающими, частью дубами и частью плодовыми деревьями. Из Москвы Петру привозили ильмовые деревья, из Киева — грабины; голландский резидент Брандт посылал царю цветы «красивые», но Петр требовал «душистых», удивлялся, как пионы (шесть кустов) присланы были в целости, жалел, что не присылают калуферу, мяты. Из Нарвы было приказано выкопать с землею и прислать майорану, белых лилий, лип толщиною в объеме до 15 дюймов.
В последние годы Петр особенно заботился о своем любимом «парадисе», выписывал из Соликамска кедры, из Данцига барбарисовые семена и розаны, из Швеции яблони и т. д. Дорожки Летнего сада были обсажены сибирским гороховником, таволгой и зеленицею. Как уже мы упоминали, в Летнем саду было несколько фонтанов, в бассейне одного из них сидел тюлень. Фонтаны были устроены в 1718 году, к которому относится прорытие Лиговского канала, проведенного единственно для снабжения водой фонтанов и каскадов Летнего сада. Фонтаны действовали до половины царствования Екатерины II, приказавшей уничтожить их по совету Бецкого и Остермана, которым государыня подарила водопроводные трубы и свинцовые статуи. Эти свинцовые фигуры из Эзоповых басен, с письменными объяснениями за стеклами в рамках, были поставлены на небольшой площадке перед гротом. Причиной уничтожения фонтанов, как и многих вековых деревьев в Летнем саду, была страшная буря 10 сентября 1777 года. Сохраняющиеся доныне с железными скобами деревья и на боку с подставленными костылями остались от того времени.
В саду был устроен искусственный грот с лестницею наверх, украшенный морскими раковинами; он существовал еще в начале нынешнего столетия; точно такой же грот сохранился на Литейной, в саду графа Шереметева, в котором торгует букинист. На месте грота в двадцатых годах был построен каменный кофейный дом, где лет тридцать содержал кондитерскую итальянец Пияцци, содержавший еще и другую кондитерскую в так называемом Палерояле (теперь дом, принадлежащий театральной дирекции, у Александрийского театра) и ресторацию «Феникс» в Толмазовом переулке. Перед гротом, как мы уже сказали, помещались площадки со свинцовыми фигурами. Здесь стояли скамейки и столы с играми и питьями. Площадки эти назывались: Архиерейская, Шкиперская, Дамская. На месте, где теперь стоит решетка Летнего сада (начата она в 1778 г. и окончена в 1784-м), при Екатерине I, по случаю бракосочетания великой княжны Анны Петровны с герцогом Голштинским, была построена для торжеств большая деревянная галерея и зала с четырьмя комнатами по сторонам; зала имела 11 окон по фасаду вдоль набережной Невы.
ГЛАВА IV
Основание Екатерингофа. — Подзорный остров и бывший там дворец
Вся местность, где лежит Екатерингоф, не раз терпела от наводнения; так, в числе документов, хранящихся в московском архиве, имеется одна бумага, в которой говорится, что по определению Канцелярии от строений 12 мая 1741 года, состоявшемуся вследствие рапорта спичного и столярного дела мастера Фонболеса, велено было последнему в Екатерингофском дворце произвести починки повреждений, происшедших от больших прибылых вод.
В царствование Елисаветы лес, находящийся между речкою и большою дорогою в Екатерингоф, был обнесен высоким частоколом, и в нем был зверинец для оленей. Императрица Елисавета не очень часто ездила в Екатерингоф; она, как известно, была характера веселого и не любила картин грустных, а чтобы посетить Екатерингофский дворец, ей надо было проехать два кладбища: Екатерингофское и Вознесенское. Раз, во время такого проезда в Екатерингоф мимо тамошнего кладбища, императрица обратила на него особенное внимание, и оно ей очень не понравилось. Действительно, картина была непривлекательна: дурно зарытые тела издавали запах, могилы представляли одни ямы, крестов не было. Все это произвело на императрицу удручающее впечатление, и она на другой день послала указ генералу П. С. Сумарокову, гласивший следующее: «Имеющему за Калинкиным мостом, едучи к Екатерингофу, кладбище мертвых тел, тако ж и у Вознесенской церкви, насыпать землей выше, чтоб от того духу происходить не могло» и т. д. Кладбище, которое видела императрица Елисавета за Калинкиным мостом, теперь находится во владении г. Гейнца; в начале нынешнего столетия место это называлось «огородом на могилах». Таких огородов на могилах в Петербурге существует, помимо этого, еще два: самый большой из них находится на Выборгской стороне, в ограде Сампсониевской церкви, а другой на Карповке, близ сада графини Лаваль.
Екатерингоф в 1796 году присоединен к городу и причислен к новоучрежденной тогда 4-й Адмиралтейской части. Несмотря на то что по новому положению Екатерингоф лежал в черте города, ему дали привилегию, по которой гуляющим дозволялось курить табак. В 1800 году император Павел поручил Екатерингоф графу фон дер Палену, бывшему тогда генерал-губернатором Петербурга. В 1804 году Екатерингоф был передан в ведение графа А. С. Строганова. Этими мерами, однако, Екатерингоф не выходил из запустения; дворец приходил в ветхость; лес был еще обнесен частоколом; в саду, топком по самому местоположению, образовались болота, и осенью и в дождливое лето Екатерингоф был непроходим.
ГЛАВА VIII
Замечательные дома Елизаветинского времени — Зимний дворец.
К замечательным постройкам Елисаветинского времени должно отнести дома графов Строгановых на Невском, Воронцова на Садовой улице, теперь Пажеский корпус, Орлова и Разумовского (ныне Воспитательный дом); Смольный монастырь, Аничковский дворец и за тем составляющий резиденцию императорского дома — Зимний дворец.
Первый Зимний дворец, в царствование императрицы Анны, расположен был в виде неправильного квадрата в четыре этажа, имел в длину 65, в ширину 50 и в вышину около 11 сажен. Он занимал место, на котором при Петре находился обширный дом графа Ф. М. Апраксина, по смерти которого дом, по завещанию, достался императору Петру II. Императрица Анна Иоанновна, возвратясь из Москвы с коронования, остановилась в этом доме, ранее этого, в декабре 1730 года, приказав гоф- интенданту Мошкову сделать к нему пристройки, как то: церковь, четыре покоя для кабинета, четыре для мыльни, три для конфектных уборов и т. д. Работы были возложены на полковника Трезини, который и выполнил их в семь месяцев, и к осени все было готово для принятия государыни. Императрица медлила, ожидала зимнего пути, в январе выпал снег, и весь двор в трое суток прибыл из Москвы в Петербург; императрица, ступив на крыльцо адмиральского дома, навсегда утвердила его дворцом русской столицы. Несмотря на сделанные пристройки, адмиральские палаты не могли доставить всех удобств, каких требовал двор императрицы. Крытые гонтом*, тесные, они не заключали в себе ни одной порядочной залы, где бы прилично можно было поместить императорский трон. Явилась настоятельная потребность строить новый дворец, и 27 мая 1732 года он был заложен и окончен с внутренней отделкою к 1737 году. Для работ употребили почти все находившиеся в Петербурге рабочие силы, даже от строения Александро-Невского монастыря были отняты каменщики и другие мастера.
Все здание вмещало в себе церковь, тронную залу с аванзалою, 70 разной величины покоев и театр. Дворец первоначально покрыт был гонтом; впоследствии, однако же, перекрыт железом, а весь гонт из разобранной крыши императрица пожаловала на казармы Измайловского полка. Девяносто печей согревало все здание; печи в среднем этаже положены были из живописных изразцов и покоились на деревянных золоченых ножках; осенью и зимою ежемесячно на отопление дворца выходило по сорока сажен дров. Наружный вид здания был очень красивый; главных подъездов во дворце было два: один с набережной, а другой со двора; подъезды были украшены каменными столбами и точеными балясами, с поручнями столярной работы; балконов было три: один на сторону Адмиралтейства, другой на Неву, третий на луг; лестницы на невский подъезд и невский балкон были сделаны из белого камня; на крыше, для стока воды, проведены были желобы, которые оканчивались 28 большими медными драконами, весом каждый в 31/2 пуда; на фронтисписе две лежащие деревянные фигуры держали щит с вензелем императрицы; фронтиспис был весь вызолочен. Комнаты были расположены в следующем порядке: в средних этажах главного корпуса помещались парадные покои с разделяющею их темною галереею, которая примыкала к зале, где теперь столовая; из этой залы, через небольшой кабинет, был ход в большую залу; к ней от угла примыкали четыре малых покоя, или кабинета; из большой залы был ход в аванзалу. К последней вела лестница, проведенная с внутреннего и невского подъездов. Аванзала была отделена глухою стеною; при ней стояла резная пирамида с фарфоровой посудой, называемая буфетом. У лестницы, что вела к аванзале, была церковь, ныне Малая. В луговой стороне здания находился небольшой театр. На нижнем этаже, кроме кухонь, сеней, галерей и лестниц, было 15 комнат; из них в двух некоторое время помещалась камер-цалмейстерская контора, в четырех — гофинтендантская, а три назначены были для караульных и дежурных. На верхнем этаже 24 жилые комнаты. Всех окон в главном среднем этаже было 180, в нижнем 111 и в верхнем 116; во всем дворце дверей было 130, в среднем этаже все из дуба. В большой зале стоял резной трон; к нему вели шесть ступенек, разделенных уступом, или площадкою; балдахин на четырех точеных колоннах «композического» ордена; на других четырех точеных колоннах хоры для музыкантов, с точеным же балюстрадом; 54 резных пилястра поддерживали потолок, или, вернее, один целый великолепный плафон, написанный Л. Караваком при сотрудничестве 9 живописцев и 22 учеников, маляров и московских «списателей» икон. На цепях, обернутых гарусом и усыпанных медными золочеными яблоками, висело огромное паникадило. В 1737 году оно упало, но вскоре его опять укрепили на месте. Между окон расставлены были 24 кронштейна с подсвечниками; «уборный пол» сложен был из 400 дубовых штук с трехцветною посредине звездою, в 4 сажени в диаметре; в окнах и некоторых дверях были вставлены зеркальные стекла, присланные из Франции. Аванзала была также украшена пилястрами, штучными полами, зеркальными окнами и плафоном работы того же Каравака. У стены, отделявшей новый зимний дом от адмиральских палат, возвышалась, как мы уже сказали, резная с позолотою пирамида; на ней симметрически расположена была фарфоровая и металлическая дорогая посуда. Из остальных комнат только галерея была украшена 12 картинами и 12 барельефами, 6 хрустальными люстрами, с такими же 12 кронштейнами с подсвечниками и резными головками и фигурами с яркою позолотой, как их называет Растрелли — «мушкарами и купидами». По исполнению этой кудрявой резной работы заслуживают похвалу имена следующих мастеров этого дела: Сен-Лоран с сыном, Соломон Цельбрехт, столяр Мишель и штукатурной композиции или лепной работы Александр Мартели.
ГЛАВА XI
Фонтанка. — Обделка ее берегов камнем. — Раздача земель на Фонтанке
Фонтанка в старину была болотным ручейком; получила она название от фонтанов в Летнем саду, которые она снабжала водою. Императрица Елисавета приказала ее очистить и берега одеть деревом с деревянными же перилами. С 1780 по 1789 год ее стали обделывать гранитом с железными перилами. Работы при реке Фонтанной производил подрядчик Долгов; на этого подрядчика, крайне притеснявшего рабочих, последние принесли жалобу императрице.
Фонтанка сохраняла характер загородной местности до начала нынешнего столетия; в восьмисотых годах придворные служители стреляли на ней весной и осенью уток и даже еще в тридцатых годах нынешнего столетия предполагалось начать отсюда строить дебаркадер железной дороги118, как от наиболее близкого конечного пункта столицы.
Император Петр I раздавал землю по Фонтанке под загородные дворы без всякой платы. Такая раздача земель нашла многих охотников здесь строиться, и вскоре первые вельможи того времени разбили по Фон танке сады и построили свои дачи. Особенно при Екатерине II Фонтанка стала украшаться богатыми постройками. Набережная и углубление Фонтанки обязаны более или менее своим существованием генералпоручику Федору Вилимовичу Бауеру, жившему в то время на углу Большой Невы и Фонтанки при Прачешном мосте120, в построенном им каменном доме (дом этот до настоящего времени носит название Баурского, в нем живут пансионеры и служащие при Министерстве императорского двора). Около Баурского дома при Петре I был первый огород в Петербурге, где огородником находился большой знаток этого дела пленный швед; затем позднее стояли здесь службы герцога Бирона. Народная молва долго приписывала этой местности недобрую славу, люди суеверные видели здесь по ночам тени замученных злым герцогом людей; особенно дурной славой пользовалось место, которое занимает сад Училища правоведения. На месте же, где теперь находится Школа правоведения, в старину был Сытный дворец, где хранились запасы разной живности для царской кухни, а позднее помещалось и Водоходное училище, существовавшее до девяностых годов прошлого столетия. Граф Милорадович в своей истории Пажеского корпуса рассказывает, что будто здесь стоял прежде дом Неплюева и в нем помещался в 1796 году Пажеский корпус; но, кажется, это ошибочно: первый Пажеский корпус помещался у Певческого моста (дом, принадлежащий Министерству двора). Где теперь стоит Политехнический музей и был некогда Соляной и Винный городок, находилась «Партикулярная верфь», учрежденная Петром Великим для того, «дабы при С.-Петербурге и в окрестностях онаго, на морских и речных водах, во время бываемых великих ветров и штурмов, мог всякий ездить без страху, к тому же бы оныя суда при сем новом приморском месте были деланы по образцу европейскому. Его величество повелел довольно таких судов наделать и всем знатным господам безденежно раздать; приказал также и знатныя команды таковыми судами удовольствовать, дабы на оных судах могли безпрестанно всюду ездить, а для лучшаго обучения определил ездить здешним жителям, в воскресные дни на оных судах на Неве для гуляний и нарочной экзерциции во время благопопутнаго ветра ездить на буерах, а в тихую погоду на шлюпках и верейках собравшимся всем вместе, т. е. целым флотом и т. д.».
ГЛАВА XIV
История Гостиного двора. — Первые торговые ряды на Петербургской стороне. — Рассказы Бергхольца. — Первая книжная лавка и первые книгопродавцы. — Название линий Гостиного двора. — Мебельный ряд. — Апраксин и Щукин дворы. — Серебряные лавки
Первые торговые ряды в Петербурге были построены в 1705 году на Петербургской стороне, вблизи домика Петра Великого, где теперь стоят дома церковнослужителей Петропавловского собора; по словам первой монографии о Петербурге, отпечатанной в 1713 году в Лейпциге, ряды заключали в себе несколько сотен грубо обтесанных брусчатых лавок без окон и печей. Эти лавки в ночь на 28 июля 1710 года сгорели дотла. На пожаре не обошлось без крупного грабежа. Чтобы наказать грабителей, вскоре по углам площади, занятой до пожара лавками, были построены четыре виселицы, на которых повесили по жребию четверых из числа двенадцати человек, принадлежащих частью к гарнизону и уличенных в воровстве. После пожара 1710 года мелочные торгаши воспользовались уцелевшими брусьями и досками и сколотили из них против Кронверка в два ряда шалаши. Это был первый в Петербурге толкучий рынок, который народ называл «татарским табором». Воспоминание о нем до сих пор сохранилось в названии одного переулка Татарского, примыкающего к описываемой местности.
По словам другого описания Петербурга, изданного в 1718 году во Франкфурте, около этих шалашей толпилось всегда множество народа, отчего была такая теснота, что проходившие там должны были зорко смотреть за своими кошельками, шпагами, даже самыми шляпами и париками; все это, чтобы сохранить в целости, необходимо было носить в руках. Вблизи этого рынка в то время совершались казни и выставлялись на каменном столбе и железных спицах тела казненных. На этой же площади прогуливались и выделывали разные фокусы маски на уличных маскарадах, длившихся иногда целые недели. Эта же площадь была свидетельницею разных торжеств по случаю побед над неприятелями.
В 1713 году построен был другой Гостиный двор, называвшийся долго Новым. Он стоял на той же площади, шагах в двухстах выше прежнего. Новый Гостиный двор был обширное мазанковое строение в два яруса, крытое черепицею и с большим двором внутри, который пересекался поперек каналом. Во всю длину здание было перегорожено стеною надвое, так что лавки выходили двойные — одни на площадь, другие же на внутренний двор. В этом-то Гостином дворе помещалась первая книжная лавка в Петербурге; в ней продавались печатные указы, азбуки учебные (шесть денег каждая), «считание удобное», т. е. таблица умножения (по 5 алтын), затем из гравюр: портреты «персоны», т. е. царя, Шереметева, виды монастырей, Москвы и т. д. Бойче всех книг в тогдашнее время здесь шел календарь Брюса; публика особенно ценила его за предсказания. Вовсе не покупались и лежали в лавке книги: «Разговоры на голландском и русском языках», затем множество еще других печатных изданий. Как мало дорожили тогда книгами, об этом есть множество свидетельств: так, в конторе Московской Синодальной типографии накопилось такое множество напечатанных при Петре Великом книг, не находивших покупателей, что в 1752 году их приказано сжечь. О равнодушии тогдашнего общества к книгам ярким примером является также и указ 1750 года (см. «Полн. собр. зак.», т. XIII, № 9, 794), в котором говорится, что «в Синод беспрекословно было представлено для истребления множество книг и карт, которых представлять вовсе не следовало». Книги эти были после свезены в «десианс академию». Позднее, впрочем, в русском обществе, особенно в провинции, явилась страсть хвастаться книжками, и нередко сельские библиотеки наших бар состояли из тысяч томов, выточенных из дерева. Вся эта деревянная мудрость стояла в роскошных шкафах, с блестящею сафьянною накладкою на корешках и с надписью: Racine, Voltaire, Encyclopedie и т. д. В это время в быту дворянском книги составляли последнюю вещь из всех вещей. Орловский или тульский помещик говаривал, что оследить русака не то что прочесть книгу. Книгу может прочесть всякий, а петли русачьи по выбору бредут на разум; порoша — дело, а книгу читаешь от безделья. С почтенными помещиками думали тогда более или менее все одинаково.
Книжная лавка, о которой мы говорили, была единственная в Петербурге до 1760 года; она управлялась фактором. Вторая книжная лавка была открыта г. Вейтбрехтом, носила она название Императорской книжной лавки. Затем уже, с 1785 по 1793 год, открылось около десяти новых книжных магазинов: гг. Клостермана, Еверса, братьев Гей, Миллера, Роспини, Логана и Герстенберга, затем Ив. Глазунова, Тимофея Полежаева, Василия Сопикова и Василия Алексеевича Плавильщикова. Из всех книгопродавцев того времени имя Плавильщикова отличается наибольшими заслугами в области просвещения. Ему принадлежит слава основателя первой русской библиотеки для чтения: до него книги для чтения можно было получать от книгопродавцев не по выбору читателей, а по воле последних, которые и выдавали книги испорченные или старые. В. А. Плавильщиков167 прибыл из Москвы в Петербург в 1788 году; он сперва взял в аренду губернскую и после театральную типографию и затем открыл первую книжную торговлю в Гостином дворе, в лавке под № 27-м. По словам современников, его магазин представлял «тихий кабинет муз, где собирались ученые и литераторы делать справки, выписки и совещания, а не рассказывать оскорбительные анекдоты и читать на отсутствующих эпиграммы и сатиры». Все почти литераторы безденежно пользовались его библиотекой, даже и после его смерти (1823 года, 14 августа), по духовному завещанию.
Открытие первой библиотеки в Петербурге состоялось 15 сентября 1815 года. Первая же библиотека в смысле книгохранилища была основана Петром во дворце в Летнем саду и затем передана в Академию, где с 1728 года (22 октября) и сделалась доступной для общественного пользования. В старом здании Гостиного двора помещалась и биржа, которая позднее, в 1725 году, перенесена в особое строение перед Гостиным двором. Вне Гостиного двора никому не дозволялось ни складывать, ни продавать товары. Здание принадлежало царю; для безопасности у четырех углов и при воротах Гостиного двора стоял солдатский караул. Этот Гостиный двор существовал до 1735 года, потом в нем хранилась полковая амуниция.
Что же касается места, где теперь стоит Гостиный двор, то сначала здесь в 1734 году предполагалось устроить Морской рынок, бывший при Петре на Адмиралтейской площади, но в 1735 году купцы, торговавшие в первоначальном Гостином дворе, на Петербургской стороне, просили, по случаю ветхости здания, отвести им места «на новоотведенном, вместо Морского рынка, месте от Большой и другой прешпективных дорог на 180 лавок земли, длиннику по обе стороны по 130 сажен, поперечнику от новой прешпективы 107 сажен, а в заднем конце, что явится по мере».
Участок земли пространством более 20 000 квадратных сажен, окаймленный с одной поперечной стороны Большою Садовою улицей, с противоположной — набережною реки Фонтанки, известен с 1740 года под именем торгового Апраксина двора; это вполне упроченный народный рынок с кустарным товаром. В 1780 году в переулке от Большой Садовой улицы к Фонтанке уже находился Охотный, или Птичий, ряд, где уже в то время продавались живые и битые птицы, собаки, кошки, обезьяны, лисицы и другие живые звери; здесь же были ряды: лоскутный, ветошный, шубный, табачный, мыльный, свечной, луковый, седельный, нитяный, холщовый, шапочный и «стригальный» ряд, «где фельдшеры сидят для стрижения волос и бород». Рядом с Апраксиным двором был Щукин двор; там торговали ягодами и плодами в огромном, гуртовом виде.
ГЛАВА XVIII
Увеселительные сады. — Гулянья на островах Елагином и Крестовском, и на Черной речке. — Петергофская дорога, Шлиссельбургский тракт, сады откупщиков, кулачные бои, азартная игра в карты, шулера
В начале текущего столетия и в конце прошедшего наши публичные увеселения кипели жизнью и не были так бесцветны и вялы, как теперь; правда, и жизнь в Петербурге в то время была баснословно дешевая. Первый, например, в столице дом графа Шереметева, на Фонтанке, отдавался внаймы за 4000 рублей. Лучшая квартира в 8–10 комнат на лучшей улице стоила не дороже 20 рублей в месяц; фунт говядины стоил 11/2—2 копейки, полтеленка — 1 рубль, курица — 5 копеек, десяток яиц — 2 копейки, пуд масла коровьего — 2 рубля, пуд свечей сальных — 2 рубля, овса четверть — 80 копеек, пуд сена — 3 копейки, дров березовых сажень — 70 копеек, хлеб белый в полфунта — 2 копейки, бутылка шампанского вина — 11/2 рубля, портера английского — 25 копеек, пива — 2 копейки, десяток апельсинов — 25 копеек, лимонов — 3 копейки. По цене высоко стоял только один сахар, и то оттого, что был заграничный: цена рафинада была за фунт 2–3 рубля. Особенно высока цена была после 1812 года, в это время во многих домах подавали самый последний сорт сахара, называвшийся «лумп»; он был неочищенный, желто-соломенного цвета; лучшего сорта сахар назывался «мелюс», а второй сорт носил имя полурафинада.
Наемная карета с четверкою лошадей в месяц стоила 60 рублей. За обед в первом трактире с пивом платили у Френцеля на Невском, рядом с домом графа Строганова, и в трактире «Мыс Доброй Надежды», на Большой Морской, 30 копеек. За 2 рубля можно было иметь самый гастрономический обед с десертом и вином в Демутовом трактире у Юге. У Фельета в маскараде платили за жареного ряб чика 30 копеек, за бутылку красного бордоского вина — ту же цену. Ранней весной любимейшим местом гулянья всего фешенебельного Петербурга был Нев ский проспект и Адмиралтейский бульвар; также и Биржа в это время года делалась всеобщим сходбищем; открытие навигации и прибытие пер вого иностранного корабля составляли эпоху в жизни петербуржца.
Биржевая набережная и лавки тогда превращались в целые импровизированные померанцевые и лимонные рощи, с роскошными пальмовыми, фиговыми и вишневыми деревьями в полном цвете. Рощи эти населяли златокрылые и сладкогласные пернатые экзотических стран; ботаник, лошадиный, птичий и собачий охотники, каждый здесь находил себе богатую пищу. Привезенные на кораблях английские буцефалы в виду многочисленной публики выгружались и поднимались на блоках в деревянных ящиках и моментально обступались знатоками-покупателями.
В лавках за накрытыми столиками пресыщались гастрономы устрицами, только что привезенными с отмелей в десять дней известным в то время голландским рыбаком на маленьком ботике в сообществе одного юнги и большой собаки. Коренастый голландец, в чистой кожаной куртке и в белом фартуке, с простым обломком ножа в руках, спешил удовлетворить желание своих многочисленных гостей, быстро вскрывая на тарелках своих жирных затворниц. Молодой юнга сновал между столами с подносом, уставленным стаканами со свежим пенящимся английским портером.
Первый общественный увеселительный сад открылся весною в 1793 году на Мойке (теперь Демидовский дом трудящихся); учредил его поддиректор императорских театров барон Ванжура; увеселительный сад именовался «Вокзал в Нарышкиновом саду». Здесь каждую среду и в воскресенье давались праздники, балы, танцевальные вечера и маскарады с платою по рублю с персоны. Увеселения начинались с 8 часов вечера; посетители могли приходить в масках и без маски. В зале, предназначенной для танцев, играло два оркестра музыки: роговой и бальный. На открытом театре давали пантомимы и сожигали потешные огни.
Иногда здесь шли и большие представления, как, например, «Капитана Кука сошествие на остров с сражением, поставленным фехтмейстером Мире», или «Новый год индейцев», народные пляски и т. д. При этих представлениях публика платила 2 рубля. Здесь показывали свое искусство, как гласила афиша того времени, и путешествующие актеры, и мастера разных физических, механических и других искусств, музыканты горлые, на органах и лютне, искусники разных телодвижений, прыгуны, сильные люди, великаны, мастера верховой езды, люди со львами и другими редкими зверьми, искусными лошадьми, художники искусственных потешных огней и т. д. Нарышкинский вокзал не просуществовал долго, скоро он закрылся, хотя его артисты, по словам современников, имели вначале великий успех. Вообще летних частных увеселительных садов в начале нынешнего столетия было гораздо больше, чем теперь. Первым в ряду их бесспорно стоял императорский Летний сад, затем другой в Литейной части, под названием Итальянский.
В этих садах в праздничные и воскресные дни играла императорская роговая музыка. Был также в городе «Вольфов сад» при оспопрививательном доме, потом славился еще «Фридериксов» при ситцевой фабрике. Затем известны были загородные сады: Аптекарский, или Ботанический, и еще графа К. Гр. Разумовского на Крестовском острове; в этом саду, у каменного охотничьего замка, для увеселения публики закидывалась тоня для ловли рыбы; тут же находился трактир, где угощали прохожих напитками и кушаньями. Каменный остров со своими тенистыми аллеями был также один из любимейших народных садов; где теперь стоит летний дворец великой княгини Екатерины Михайловны, в то время был разведен графом Бестужевым-Рюминым прелестный увеселительный сад в голландском вкусе, с каналами, выложенными известковым камнем, с беседками для охотников, с увеселительными тонями и другими барскими затеями.
На Елагином острове, или, как его прежде называли, на Мельгуновом острове, публика тоже пользовалась самым широким гостеприимством от владельца, гофмаршала И. П. Елагина. Здесь строго было приказано дворецкому угощать всех желающих обедом и ужином. В праздничные дни в саду играла музыка, кривлялись паяцы и пускались увеселительные потешные огни.