Перформанс «Сад, где прыгают гимнасты», экспериментальная программа To Stage, вторая сцена БДТ, авторы — Владислав Наставшев, Иван Лубеннников, видеограф — Вера Мартынов, премьера состоялась 22 мая 2019 года.

Перформанс в жанре «Новая чувственность». Классическая русская поэзия XX века, услышанная сегодня.

«Я изнемог, я так устал.
О чем вчера еще мечтал,
Вдруг потеряло смысл и цену.
Я не могу уйти из плену
Одних лишь глаз, одних лишь плеч,
Одних лишь нежно-страстных встреч.
…
Лежу и мыслю об одном:
Вот дальний город, вот наш дом,
Вот сад, где прыгают гимнасты,
Куда сходились мы так часто
О, милый дом!.. о, твой порог!
Я так устал, так изнемог…»

Стихотворение Михаила Кузмина «Я так устал, так изнемог…», казалось бы, простое и прозрачное по смыслу и по построению. Его рифмы — из тех, что первыми приходят на ум, они банальны. И вдруг — выбивающийся, небанальный образ сада, который описывается не через природу, как можно было бы ожидать, а через то, что в нем «прыгают гимнасты». Живая, неожиданная деталь меняет тональность стихотворения в целом. Написанное в 1906 году, оно предвосхищает «печальные песенки» Александра Вертинского, где с романтической меланхолией соседствует умная ирония и остраненный взгляд. То же —в перформансе Владислава Насташева.

22 и 23 мая Владислав Наставшев и Иван Лубеннников представили на второй сцене БДТ премьеру перформанса «Сад, где прыгают гимнасты». Перформанс построен как последовательность музыкально-поэтических композиций. Всего звучит 8 стихотворений первой половины XX века: Александр Блок, Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Иосиф Бродский… Композиции буквально перечисляются: перед началом каждой на расположенном позади исполнителей экране возникают цифры. Они показаны не вертикально, как принято, а горизонтально, развернутые на 90 градусов. Так авторы относятся и к поэтическим текстам: берут их целиком, словно некий предмет, и «переворачивают», находя новые ракурсы восприятия. Нумерация, предполагающая номерную структуру действия, на деле оказывается обманкой: хотя музыкально-поэтические композиции и звучат как отдельные, фактически друг от друга они отличаются незначительно, сливаясь в единый поток.

Тоже можно сказать и про видео, сопровождающее перформанс. Визуальный ряд, проецируемый на экран, расположенный за исполнителями неразнообразен, но создает впечатление потока: это снятые в движении город, дорога, природа, человеческие тела. Видео не приковывает к себе внимание, сюжетно никак не соприкасается с текстами, но создает ощущение устремленности, выхода в какие-то иные пространства. Такой же эффект создается и благодаря искусственному и космическому звучанию музыки — авторы работают в жанре синти-поп и space. Музыкальное решение находится для каждого стихотворения целиком, без подробной нюансировки внутри исполнения. Собственная ритмика стихотворений «накладывается» на простой, доступный ритм поп-культуры. Несложные мелодии, повторяющие композиционные элементы, отчетливый бит нацелены на то, чтобы слушатель погружался в них эмоционально и физически — мелодии провоцируют танцевать.

Так было и в перформансе «Я говорю, что люблю тебя», представленном в Петербурге в апреле, с той разницей, что там звучали не стихи, а советские песни. Как в том, так и в новом перформансах, способ исполнения не совпадает ни с эстетикой своего времени, ни с собственным эмоциональным посылом текстов. Между текстами, музыкой и способом исполнения не прослеживается очевидной логической связи; одно не вытекает из другого. Эти элементы скорее сопоставляются друг с другом, монтируются. Таким образом возникает эффект разрушения привычного, ставшего стереотипным, способа восприятия этих песен и стихотворений.

[Not a valid template]

Перформансы Владислава Насташева идут «на ура» у публики, благодаря их видимой простоте и доступности, которые все же не отменяют глубины. Через прием остранения Владислав Насташев заставляет тексты звучать не столько современно, сколько по-новому. Сочиняя музыку для стихотворений, Насташев исходит не из содержания, собственного ритма текстов, а из звучания слова, строки, заложенного в тексте художественного образа. Он погружает текст в поток, не интонируя его, не раскрашивая, а словно беря целиком, выбрав одно решение. Работая с мелодикой текстов, используя ограниченный набор лаконичных приемов, Владислав Насташев высвобождает собственную чувственность поэтических текстов.

Отсутствие психологической оправданности, сведение к минимуму собственной интерпритации — это высвобождение пространства для самостоятельного творчества зрителя; по сути — отказ от насилия по отношению к зрителю. Насташев не демонстрирует себя, уходит в тень. И эта позиция крайне симпатична. Не только по тому, что здесь являет себя деликатности и тонкость режиссера, но потому, что она — современна, в тенденции постдраматического театра, широко представленного в Европе и далеко не так широко — в России.

В перформансе Владислава Насташева стихотворение Михаила Кузмина звучит шестым, оно помещено вглубь действия (как и образ сада — вглубь поэтического текста) и тем не менее, именно оно определяет звучание всего представления. Эта помещенность и обращенность внутрь (режиссера, а за ним — и зрителей) — свойство перформансов и, видимо, творчества Владислава Насташева в целом.

Интраспекция, рефлексия не очень-то сочетаются с окружающей действительностью. Возможно, отсюда у режиссера интерес к текстам, удаленным от нас временем, но не настолько, чтобы с ними была утрачена связь. Это что-то из детства, из какой-то прошлой, но не ушедшей до конца жизни. Или из мечты о той жизни, которой никогда и не было?

Оба перформанса Владислава Насташева — это грустное, умное, иронично-вчувственное прочтение текстов прошлого.