Спектакль, идущий в программе «Точки доступа» в эти последние дни июля, существует уже почти полгода. Его запустили блогер Максим Косьмин, продюсер Данил Вачегин и ресторанная группа «ОПГ Добрых Дел». Это еще один из фантомных театральных проектов Петербурга, внезапно появляющихся и исчезающих, со своей занимательной эзотерикой, возводящей явление в статус мифа.

Место, где творится миф, Большая Монетная, 22 на Петроградской стороне, квартира Василия Шульгина, депутата Российской думы в трех созывах, «медиамагната», националиста, масона, того самого, что принял в марте 1917 года отречение у императора Николая II. Мы проходим в квартиру со двора — это вход, ранее предназначавшийся для прислуги. Попадаем в темную переднюю, где сумрачно, а в камине, несмотря на почти 30-градусную жару полыхает настоящий огонь. Вачегин, идеолог проекта, один из его участников, берет на себя еще и функцию лектора, вводящего в обстоятельства места и личности бывшего хозяина.

Лектор, сующий зрителю в руки бокал, и иногда призывающий какую-то Наденьку, чтобы «она помыла уже наконец посуду» (причем недовольный женский голос глухо отвечает из-за двери «счас»), на сторонних лиц, возможно, производит впечатление буйного. В передней жарко, как в бане или преисподней, сознание плывет. Так что к концу вводной лекции все уже готовы согласиться с тем, что Киса Воробьянинов, выведенный Ильфом и Петровым в «12-ти стульях», это и есть Василий Шульгин, в начале 20-х вернувшийся из эмиграции в Советскую Россию на поиски не то сына, не то фамильных сокровищ, что герои книги в погоне за стульями по южным регионам советской республики воспроизводят маршрут Шульгина, и что автором дилогии на самом деле был «любимый писатель Сталина» Михаил Булгаков.

Проходя в одну из комнат, мы становимся свидетелями диалога двух мужчин — один в шелковом халате, другой — демонический остроумец-бармен за стойкой бара «Отречение». Позже появляется третий — уже знакомый нам Вачегин — в котелке и фартуке, на котором золотыми буквами: «Пицца МАСТЕР», а так же красавица в черном, Маргарита — Наденька.

Бармен не устает подливать вино в бокалы. Сумрачное пространство «нехорошей квартиры» (не сразу замечаешь отсутствие окон), коктейль цитат из «Бесов» Достоевского и «Мастера и Маргариты» Булгакова, куда по принципу хэштегов вплетаются черепашки ниндзя и Новый Завет, звуки, которые из терменвокса извлекает глумливый бармен, заговорщическое подмигивание красавицы в черных чулках, тяжелая металлическая трость, поблескивающая в руке, — все это работает на ощущение того, что ты попал не то в религиозную секту, не то в тайное политическое общество, не то на Тайную вечерю, не то на бал у сатаны.

Иешуа, Ставрогин, Каифа, Верховенский, Пилат, Воланд, Маргарита, Шатов — все эти образы выстраиваются в ряд универсальных архетипических моделей: палач, жертва, провокатор. Свои «роли» получаем и мы, нарекаемые, кто Инессой Арманд, кто апостолом Андреем, занимая место подозреваемого, привязанного к стулу, на допросе, который чинит Пилат.

И, в общем, в какой-то момент становится понятно, что перформеры разыгрывают, прибегая к разным источникам, варьируя на все лады, универсальную модель сакрального события: предательства, суда, казни, оплакивания, воскрешения. Вечного возвращения. События священной истории и политической истории России водят вечный хоровод. Водим его и мы, 12 не очень трезвых апостолов, вкусивших щедро наливаемой барменской рукой, крови «священной жертвы» (как бы она ни звалась, Иешуа, Шатов или барон Майгель).

И она работает. Эта ритуально-мифлогическая модель. Работает композиционно как обрядовая структура. И работает ритмически — способом организации текстов Александра Артемова и Настасьи Хрущевой, которые Данил Вачегин использовал в своем спектакле.

В тот момент, когда высокие голоса в полной темноте выводят из разных точек квартиры одну и ту же высокую ноту, ты чувствуешь это — своим спинным мозгом. Из духа музыки и алкогольных паров рождается «нечто», пускай не трагедия, но ритуал.