Анвар Либабов — артист, который не нуждается в представлении. Мим, клоун, лицедей, актер с феноменальным даром перевоплощения и удивительной запоминающейся внешностью — он известен зрителям не только своей многолетней работой в театре «Лицедеи», участием в громких сценических шоу Андрея Могучего, сотрудничеством с Михаилом Шемякиным, ролями в фильмах Алексея Балабанова, но и неугасающей творческой фантазией в своих собственных проектах.

Неудивительно, что именно Анвар Либабов будет представлять театр «Лицедеи» 24 сентября на сцене «Театральных аллей» на Малой Конюшенной улице. Точка ART поговорила с артистом о творческих планах, профессии актера и мечтах.

Анна Карышева: Анвар Зоянович, расскажите, пожалуйста, о Ваших текущих проектах и творческих планах. Чем Вы сейчас заняты?

Анвар Либабов: Сижу и жду, когда позвонит Спилберг. Пока не звонит (Смеется). Но звонят с Ленфильма — весной я сыграл небольшую роль в фильме про расселение коммуналки, где коммуналка — модель нашего общества и страны, так что скоро фильм должен выйти на экраны, а я — получить гонорар.

Есть несколько наработок в театре, к концу года мы намерены сделать первый показ спектакля про судьбу морячка, который создает Виктор Соловьев с молодыми актерами. Хочу отметить, что на базе театра «Лицедеи» состоялись выпуски пяти курсов с кафедры эстрады Российского государственного института сценических искусств, в театр было принято около 15 человек: это коллектив «Семьянюки»; трио «Клавы» и коллектив «Mimelange» — они работают в Чаплин-клубе (прим. — часть театра «Лицедеи»), есть еще ребята, которые работают в цирке Дю Солей. Думаю, это большая наша заслуга, что мы создали себе смену. Молодые не дают нам успокоится.

Самым важным для меня стал проект, который мы делали последние полгода. Это спектакль «Высокие карзики», в котором заняты подопечные Филимонковского детского дома- интерната. Надеюсь, что в сентябре — октябре мы его покажем в Петербурге.

Анна Карышева: А что это за странное название «Высокие карзики»? Про что этот спектакль?

Анвар Либабов: Это спектакль про мечтателей, мы его сначала так и хотели назвать — «Мечтатели». Когда мы его делали, я во время перерывов, чаепитий, включал диктофон и задавал детям вопросы — про мечты, про самый счастливый день, который запомнился, про самый несчастливый день, про страхи, одиночество, дом… Ответы на эти вопросы мы включили в спектакль, где они стали самым трогательным моментом.
В этом спектакле актёры и герои — детдомовцы, брошенные. Возник образ кукушки, птицы, оставляющей своих детей. В спектакле участвуют четыре сотрудника детдома: директор, врач, няня и плотник. И я с ними. Мы ходим по лесу и собираем яйца в авоськи, в детскую коляску. Яйца кукушат. Была идея назвать спектакль «Гнездо», «Синяя птица», «Кукушата»… А потом вдруг появилось слово «карзики» — это вроде бы карлики, но не совсем — детям очень понравилось это слово. И не просто карзики, а «высокие». Ведь даже карлик может стать высоким — для этого нужно просто встать на ходули и научиться на них ходить. Получается, все зависит только от желания и мечты.

Интересно, что в ответах ребят больше хотения, чем мечтаний. Например, «Я хочу потом работать охранником», «Я не хочу уходить из этого дома».

Анна Карышева: А какие у Вас мечты? Где проходит водораздел между желанием и мечтой?

Анвар Либабов: Я сейчас довольствуюсь тем, что у меня есть. Раньше в молодости были претензии, желания, запросы и требования. А сейчас мечты остались, а запросов стало очень мало. Потихонечку материальное замещается духовным. Они поменялись местами.
Хочется уехать на берег моря, ничего не делать, размышлять, книги читать, растапливать камин… А потом подумаешь — это ведь дня через три надоест. Чтобы камин растапливать — надо для начала дрова заготовить; чтобы читать — нужно иметь хорошее зрение; чтобы уехать и не работать — нужно иметь хороший материальный достаток. Поэтому от такой мечты приходится отказываться.

Но это скорее про желания, а не про мечты. Мечты — это что-то возвышенное, а не конкретное, приземленное. У меня самая банальная, но все-равно очень важная мечта — чтобы близкие не болели, чтобы самому не доставлять хлопот другим. Признаться, я боюсь будущего в плане социальной незащищенности.

А еще одна моя мечта — вернуться в детство на один день, пожить там. Говорят: «Увидеть Париж и умереть!» А у меня — побывать в детстве. Но эта мечта формально осуществима, а по сути — нет.

[Not a valid template]

Анна Карышева: У Вас и раньше были социально направленные проекты. Почему Вы стали работать над проектом с Филимонковским детским домом? В чем для Вас ценность такой работы?

Анвар Либабов: Я согласился делать этот спектакль, потому что это старшая выпускная группа. Через несколько лет им будет по 23 года и их переведут либо в психо-неврологический интернат (ПНИ), либо в свободную жизнь. И мне хотелось, чтобы у них появилась маленькая возможность что-то изменить. Чтобы, например, они днем работали малярами, штукатурами, лепщиками, а вечером — занимались театром. Чтобы их что-то объединяло.

Но в целом это не моя заслуга, это заслуга театра. Театр «Лицидеи» много занимается социальными проектами. Есть такое направление — hospice clown, клоун для хосписа, которое создал Патч Адамс, по его биографии снят фильм, в котором главную роль исполняет великий комик Робин Уильямс. Сейчас волонтеры ходят по больницам, веселят детей, а у него идея была, чтобы врачи ходили с красными носиками и со смешными шприцами, с игрушками, чтобы дети не боялись.

Во многом благодаря Патчу Адамсу, в чем-то благодаря тому, что сам с детства тянулся к убогим, отвергаемым, я этим и стал заниматься. Сочувствие, сопереживание, желание помочь, защитить — оно есть, от него не спрячешься.

За время нашей работы над «Высокими карзиками» дети очень изменились, это и директор и доктор детского дома отметили. Произошло некое чудо. А в этом и есть смысл. Отдавая — получаешь. Когда учишь других своим опытом и примером — это терапия души. Для многих «подопечных» творчество становится нормой. Вот когда это станет нормой для всех, а для некоторых- необходимостью, неотъемлемой частью их жизни, тогда жизнь станет лучше.

Анна Карышева: Вы участвуете в спектакле БДТ «Фунт мяса», каким для Вас является этот опыт? Проще или сложнее играть, чем на сцене театра «Лицедеи»?

Анвар Либабов: Конечно, в «Лицедеях», где я столько лет играю, все привычнее и проще. Перед каждым показом «Фунта мяса» я целый день готовлюсь, не только в смысле речевого, пластического тренинга, но и внутренне, а после — день отдыхаю. Я как будто обнуляюсь после этого спектакля. Эта роль для меня — исповедальная. Мне в ней очень важна не реакция зала в виде аплодисментов, а важно, чтобы мысль моя дошла до зрителей. было несколько раз, когда я рационально «распределялся по роли», экономил свои силы, но ничего хорошего из этого не вышло. Важно отдаваться делу целиком. Работать надо, когда работаешь — все приходит.

Анна Карышева: Вы учились у Вячеслава Полунина. Это был не курс при театральном институте, а студия?

Анвар Либабов: Да, это была студия, самодеятельность, как тогда называли, при театре. Но не такого качества, как во многих ДК, у Вячеслава Полунина надо было жить, существовать в студии, быть её частью. Это было как в секте, определенное сообщество, образ жизни, который ты разделяешь. Я тогда учился в ветеринарном институте, а по вечерам занимался в студии. У меня нет актёрского образования, у меня только два био-животноводческих.

Анна Карышева: Когда случился перелом, и Вы ушли из ветеринарии в актерскую профессию? Как это произошло?

Анвар Либабов: Остаться в театре мне предложил Вячеслав Полунин. Началась перестройка, прописка в городе была уже не так важна, было проще с трудоустройством. Я стал больше оставаться в деревне, выпадал из театра, Вячеслав Полунин это заметил и решил не терять кадр. На тот момент я уже отдал студии три года. Так сложилось, что Антон Адасинский (прим. — актер, режиссер, создатель театра «Derevo») ушел из театра в свое плавание и было свободное место.

Анна Карышева: Сложно было принять решение?

Анвар Либабов: Сложнее всего мне было признаться маме. Я работал старшим ветеринарным врачом молочного комплекса и главным врачом колхоза. Руководящие должности обеспечивали стабильный доход. А я ушёл в никуда, в «клоуны». Мое же окружение даже слова такого «пантомима» не знало. Знали — «цирк» и «клоуны». Первое время я молчал. В конце марта забрал документы, подал в театр, а 1 апреля уже гастроли: «Юморина», Одесса, 1 канал и я крупным планом по телевизору.

[Not a valid template]

Анна Карышева: После того, как Вы были приняты в труппу театра «Лицедеи», Вы выступали вместе с Сергеем Курёхиным, с «Поп-механикой». Расскажите, пожалуйста, про этот опыт.

Анвар Либабов: В 80-х годах это было новое, неформальное, это был авангард. Мне всегда нравилось все необычное, не академическое, я считаю, что мировоззрение должно быть необычным, ты всегда должен быть открыт к эксперименту, творческому хулиганству. И мы хулиганили. Мы однажды приехали с «Поп-механикой» в Тихвин, показывать спектакль перед работниками завода. Пришли рабочие отдохнуть с детьми, с семьями, а тут — «Поп-механика». Первое отделение зрителям пришлось потерпеть, пострадать, кое-кто ушел из зала, но ничего, во время второго мы дали привычное, понятное представление. Ведь чтобы увидеть ожидаемое, сначала надо потерпеть. Кровавый эксперимент.

Анна Карышева: Как вы чувствуете, публика сейчас изменилась, стала ли более открытой к новому, необычному в театре? Или точно также, как в 80-ые, приходит со сложившимися представлениями и ожиданиями от спектакля?

Анвар Либабов: Публика и театр, как и общество, меняются. Иногда приходится делать работы «на потребу». Публика все также ждет развлечения, «хлеба и зрелищ». Меньше стало сентиментальности, лирики, поэзии. Я наблюдаю, что отношение к артисту изменилось: раньше оно было уважительным, были «поклонники», а не «фанаты». Между артистом и зрителем исчезла дистанция, сейчас время «шаговой доступности» всего. Отсюда — панибратство, отношение на «ты». Нет придыхания, уважительности.

Духовные потребности замещаются привычкой к развлечению. Считается, что это большая удача для артиста — попасть в сериал, это гарантирует зарплату, стабильность, известность. Но с ростом известности мера духовности не растет. Доход растет, а талант — нет.

Но с другой стороны, публика стала более образованной. Стала отличать хорошее от плохого. Особенно молодые ребята. Публика наелась антреприз.

Анна Карышева: А в театре какие происходят изменения? Вы долго работаете в «Лицедеях», причем на разных должностях, каким Вы видите путь театра?

Анвар Либабов: Да, одно время я даже был директором. Был кризисный момент, и коллектив попросил меня возглавить театр. Это были жестокие, сложные девяностые.

Театр «Лицедеи» развивается эволюционно. Мы стремимся сохранить старое, но и не мешать появлению нового. Работаем на основе классического наследия — такого опыта и навыка, который есть у нас, никто не имеет.

Сложность в том, что наш жанр — штучный товар. В драматическом театре все проще, понятнее: взял классическую пьесу из огромного количества мировой драматургии и ставишь её. А у нас пьес нет, все создается самостоятельно. Нужно много труда, чтобы создать эстрадный или цирковой номер. Некоторые всю жизнь создают свой номер, свой образ.

Творческое неизбежно идет рука об руку с экономическим. Иногда, экономическая составляющая опережает творческую, потом творческая догоняет. Зато сейчас есть своя стационарная площадка. А с другой стороны, когда не было своего места, была только репетиционная база, работать почему-то было легче. Сейчас есть все — сцена, репетиционные помещения, реквизит, свой свет, звук, молодые артисты — а работать сложнее. Очень сложно выходить из комфортной ниши, но без этого нет развития.

Самая большая сложность сегодня — собрать зал, поскольку появилось много разных новых форм театра, привлекающих молодую аудиторию. Но есть и традиционные вещи и важно, чтобы они были. Сейчас много новых технологий, медиа активно проникают в театр, но, если все это убрать, остается самое главное — актер. Как и раньше, как и всегда. Когда-то давно приезжали бродячие артисты, народ собирался на площади, артисты выходили из кибитки и начиналось представление. И сейчас есть такие артисты, которым, для того чтобы состоялся спектакль, не нужны никакие декорации, никакой реквизит. Актер выходит на сцену и с первого мгновения публика к нему расположена, внемлет. Мне дорог именно такой театр.