English version

Адриан Митчелл — первый солист Михайловского театра оперы и балета. Уроженец Техаса, выпускник балета Эллисон и Академии Русского балеты имени А.Я. Вагановой, Митчелл с 2015 года выступает на сцене прославленного петербуржского театра, участвуя во всех значимых постановках. Автор журнала об искусстве Точка ART Катя Кузьмина поговорила с Адрианом Митчеллом о культурном разнообразии, о «жизни американца в России» и расизме в балете.

Катя Кузьмина: Расскажите о вашем обучении балету в США и о том, как вы оказались в России.

Адриан Митчелл: В Лос-Анжелесе я посещал занятия в двух разных школах, одной из которых руководил Юрий Григорьев, муж директора школы Большого театра Марины Леоновой. Он стал первым русским, оказавшим на меня большое влияние.

Затем я провёл год в Houston Ballet School (Хьюстонской школе балета), а после переехал в Нью-Йорк. Вначале я отучился на летнем курсе в School of American Ballet (Школе американского балета), основанной Джорджем Баланчиным. Затем моими педагогами были Гелси Керкленд, в свое время танцевавшая с Барышниковым и Нуреевым, Ирина Колпакова, ее муж Владилен Семёнов был моим наставником. Тогда я осознал, насколько велико русское влияние в балете.

Моим первым постоянным педагогом был Эдвард Эллисон. Он американец, но свято чтит традиции русского балета. После курса в SAB я должен был поступить в одну из балетных трупп в Америке, у меня было несколько предложений, но я записался на летнюю программу, где преподавал Олег Виноградов, бывший директор Мариинского театра. Ему понравились я и моя партнерша, и он пригласил нас в Петербург, работать вместе и выступить в гала, и так мы оказались здесь.

Катя Кузьмина: Помните свой первый опыт в России?

Адриан Митчелл: Это было очень увлекательно. Мы проработали около месяца с Виноградовым, а потом как-то заметили афиши гала-концерта с Ульяной Лопаткиной и другими звёздами балета: имя Лопаткиной крупным шрифтом, а мелким — несколько имён, включая моё и моей партнерши, Сары. Именно тогда мы осознали, что в самом деле танцуем.

Мы исполнили вариацию из «Жизели» в гала-концерте, а после нам предоставили возможность пройти прослушивание в Академию Вагановой. Меня приняли в выпускной класс, где среди моих учителей оказался Николай Максимович Цискаридзе, оказавший на меня, как танцовщика, огромное влияние, и другие потрясающие артисты. За год в Академии Вагановой я невероятно вырос! Когда я приехал сюда, у меня не было никаких рабочих планов, но мне предложили присоединиться к труппе Михайловского театра, где я реализовал многие мечты, точнее даже, достиг многих целей.

Катя Кузьмина: Здорово. А когда вы начали свой путь в США, сталкивались ли вы с какими-либо трудностями расового характера? Кстати, правильно говорить «темнокожий» или «афроамериканец»?

Адриан Митчелл: Я спокойно отношусь и к «афроамериканцу», и к «темнокожему», потому что я и темнокожий, и афроамериканец. Некоторые люди — не афроамериканцы, и они предпочитают определение «темнокожий». Я действительно вижу отсутствие равных возможностей в балете, и речь не об обидных словах. Уроки балета очень дороги. Если только 1% темнокожего населения может позволить себе занятия балетом, значит, и в дальнейшем количество темнокожих танцовщиков будет соответствующим.

Оглядываясь назад, я понимаю, что в своё время, возможно, подвергался дискриминации. Однажды мою фотографию, сделанную во время летнего курса, использовали для рекламной афиши Школы американского балета, в которую я не был зачислен, во всех крупных журналах… очень возможно, что раса сыграла в этом свою роль. Если вы хотите разнообразия, не заявляйте об этом только на бумаге!

Катя Кузьмина: А сталкивались ли вы с какими-либо трудностями в России?

Адриан Митчелл: Прежде всего, хочу сказать, что меня очень тепло приняли в России, хотя мне случалось слышать неуместные комментарии в свой адрес… Но это естественно, особенно когда на сцене так мало людей с другим цветом кожи. Я единственный.

Катя Кузьмина: И правда, больше никто на ум не приходит.

Адриан Митчелл: Была одна девочка, Олимпия, но она уехала из России несколько лет назад. Когда я учился, мне говорили, что я первый афроамериканец-выпускник Академии Вагановой.

Были пару раз комментарии, что для какой-то партии я недостаточно по-европейски выгляжу. Впрочем, я был готов к этому, поскольку у них до меня не было никакого опыта работы с людьми с другим цветом кожи. Иногда говорят о моей экзотичности, что из-за цвета кожи я лучше подхожу на определенные роли. Кого-то подобная ситуация серьёзно задела бы, но я в любом случае хочу танцевать именно эти партии, потому что они идеальны для моих физических данных. Это часть меня как творческой личности.

Впрочем, было бы здорово однажды станцевать Жана де Бриена. Но с тем же удовольствием я станцевал бы и арабского злодея.

Катя Кузьмина: Расскажите, пожалуйста, что вы думаете о блэкфейсе.

Адриан Митчелл: Знаете, я много говорил об этом с коллегами лично, а также публично выражал свое мнение. Мне кажется, в России другая историческая действительность, в России я на такое не обижаюсь. Раньше в Америке белые люди переодевались в чёрных, а другие богатые белые кидались в них помидорами, и это считалось смешным. Я уверен, что каждый должен уважительно относиться к чужим культурам и верованиям. Я не знаю ни одного темнокожего, который бы считал блэкфейс нормальным, я — не исключение.

Да, в Большом театре существуют свои традиции, но мне кажется, что раз целой расе что-то не нравится, значит, пора это что-то менять. Я искренне надеюсь, что мы станем более открытыми по отношению к другим культурам, и это приведет к определенным переменам.

Катя Кузьмина: Это может повлиять на будущее балета?

Адриан Митчелл: Если определенная форма искусства оскорбляет чувства людей, ее крайне сложно будет сохранить. Если людям что-то не нравится, как на этом заработать? Американские балетные компании, должен отметить, существует только за счёт частных пожертвований и генеральных спонсоров. Значит, если речь идёт о чём-то публичном, надо убедиться, что происходящее на сцене нравится всем.

Катя Кузьмина: В опере, с другой стороны, все еще сохраняются спектакли, действие которых происходит в Китае или Индии и все герои, соответственно, представляют эти национальности.

Адриан Митчелл: Я никогда не видел, чтобы чернокожие певцы белили лицо, чтобы сыграть белого человека. Я сейчас задумался, нужно ли солисту быть черным в «Отелло», потому что Отелло чёрный? Мне нравится традиционность искусства, но поскольку техника естественным образом меняется, надо постоянно его переосмыслять. Темнокожие артисты не должны исполнять исключительно «чёрные» роли.

Катя Кузьмина: Бывает ли вообще такой грим уместным?

Адриан Митчелл: Думаю, мы должны постепенно прийти к тому, чтобы окончательно избавиться от него. Я недавно видел гала-концерт, и там танцовщик был в блэкфейс! Без костюмов, декораций. В этом не было никакого смысла!

Катя Кузьмина: Не так давно был инцидент, когда несколько юных танцовщиц из Большого театра опубликовали видео себя в блекфейсе. Мисти Коупленд публично обвинила их в неуважительном поведении, и вся армия ее фанатов накинулась на девочек, которые были вынуждены удалить свои странички в Инстаграме. Как вы считаете, есть ли грань между борьбой за разнообразие и поощрением подобного буллинга, пускай даже неосознанным?

Адриан Митчелл: О, никто не предполагал, что это приведет к такой агрессии. Когда поступок Мисти начали критиковать, она сказала, что сожалеет, что девочки оказались в это втянутыми. Они же просто дети и не имеют власти. Они не могут заявить, что больше не желают танцевать в блэкфейс.

Катя Кузьмина: Не думаете ли, что Мисти Коупленд, со своим влиянием, властью и финансовыми возможностями, могла сделать еще что-то? Например, обратиться напрямую к администрации Большого. А не на девочек нападать.

Адриан Митчелл: Я не могу критиковать ее, потому что моя первая реакция тоже была эмоциональной. Оглядываясь назад, я думаю, что, как танцоры, мы должны нести ответственность за организации. Может быть, лучше всего обратиться в Метрополитен-опера, который принимает гастроли Большого театра в Нью-Йорке, и сделать заявление по этому поводу.

В любом случае, я рад, что теперь на гастролях Большой вряд ли будет использовать блэкфейс.

Катя Кузьмина: Тогда еще одна деликатная тема. Где, на ваш взгляд, проходит тонкая грань между толерантностью и искусством, и может ли искусство помочь нам в решении вопроса о равенстве?

Адриан Митчелл: Вы знаете, я смотрю на это с технической точки зрения. Для меня это вопрос равных возможностей трудоустройства для представителей любой расы. Если все смогут чувствовать себя комфортно в театре, тогда культуры будут лучше взаимодействовать. Кстати, когда мы с вами только начали обсуждать это интервью, я со своим другом детства как раз находился в процессе создания Фонда, предоставляющего стипендии темнокожим детям. И мы только что выдали две стипендии в Америке.

Катя Кузьмина: Это замечательно!

Адриан Митчелл: Здорово, что это помогает бороться со стереотипом, что балет не для черных. Возможность учиться бесплатно даст им шанс построить карьеру. Я думаю, что искусство обладает огромной властью. Балет был послом СССР для всего мира, он играл огромную роль в развитии международных отношений. Мне кажется, балет должен быть таким мостом, объединяющим культуры и страны.

Например, у кого-то в России есть своё представление о том, кто такой чернокожий американец. И вот они увидят меня на сцене и подумают, «хм, я себе его совсем не так представлял, это образованный творческий человек, танцующий на одной из лучших сцен России».

Знаете, в Америке есть Alvin Ailey, современная балетная труппа, которая, кажется, на 99% состоит из черных. Её основал темнокожий танцовщик, и это одна из самых успешных трупп в Нью-Йорке. Ещё есть Dance Theatre of Harlem, основанная Артуром Митчеллом, одним из первых чернокожих премьеров New York City Ballet. И забавно, я тут подумал, что при моей прекрасной подготовке было бы странно мечтать поработать именно с ними. Меня устраивает моя карьера, и у меня нет необходимости поступать в труппу, которая принимает только чернокожих. Я могу работать в любой труппе.

Катя Кузьмина: Абсолютно в любой.

Адриан Митчелл: Да. Еще одна проблема, которую возможно решить, — сегрегация в искусстве. Мне кажется, что на искусство, особенно на балет, всегда будут влиять происходящие со временем естественные изменения в культуре. Например, многие наши любимые балеты — «Спартак», «Пламя Парижа», «Лауренсия» — они были созданы в Советском Союзе и посвящены борьбе против угнетателей-империалистов, да? Они настолько хороши, что их не стали изменять. Я танцевал вариацию из великолепного балета «Лауренсия» на выпускном концерте в Академии Вагановой. Так вот, он родился из событий, происходивших на улицах, и я думаю, что именно так рождается великое искусство. Ты идёшь смотреть на искусство, и оно воздействует на тебя на эмоциональном уровне благодаря тому, что оно значит в твоей жизни. И чем больше, тем лучше. (Смеется).