Искусство Ирана в Музее Востока: виртуальная экскурсия по выставке
В рубрике «Экскурсии для чтения» журнал об искусстве Точка ART приглашает читателей в Музей Востока, на выставки, которые прошли в рамках Недели Искусства Ирана. Великолепная страна поэзии, загадочная Персия хранит в себе много тайн. Уникальные факты из ее истории и культуры открывают редкие произведения искусства, представленные на виртуальной выставке.
Об экспонатах выставки «Искусство династии Каджаров» и экспозиции «Иран» рассказывают кураторы — Полина Коротчикова и Мария Кулланда.
«Искусство династии Каджаров»
Экспонаты виртуальной выставки «Искусство династии Каджаров» посвящены периоду правления династии Каджаров (кон. XVIII — 1925 г.): живопись, керамика, оружие, стекло и знаменитые на весь мир лаковые зеркала.
Некоторые экспонаты виртуальной выставки посетители никогда не видели в залах музея, а предметы из постоянной экспозиции получили новое подробное описание.
Неизвестный художник. «Женщина у окна»
Иранская живопись XIX века порой удивляет неподготовленного зрителя достаточно откровенными изображениями. Особое распространение в эту эпоху получил жанр «гаремные сцены» или «красавицы». Музицирующие, танцующие, исполняющие цирковые номера или просто возлежащие на подушках красавицы становятся декоративными элементами интерьеров — ими украшались залы приемов (талары) на мужской половине дома. В подобных картинах ценились в первую очередь красота и яркость формы, декоративность и пышность, граничащая с аляповатостью. Спрос на «гаремные» картины был велик среди придворных, а также состоятельных вельмож.
Изображение девушки, возлежащей на подушках, из собрания музея — яркий пример подобной группы живописных работ, отражающий все основные особенности гаремных картин. Луноликая красавица с «бантиками»-губами и неизменной монобровью изображена в домашнем одеянии, доступном взору только допущенных в гарем: тонкой полупрозрачной рубахе (пирохан) с глубоким разрезом на груди, кафтане и шароварах из дорогой ткани. Убор дополняют богатые украшения с жемчугом и драгоценными камнями, затейливая шапочка и живые цветы в волосах, руки и ступни ног покрыты хной.
Томная красавица держит в руках пустой стакан, перед ней на ковре стоит графин с вином. Жители Ирана XIX века действительно не отказывали себе в употреблении опьяняющих напитков, но старались делать это на закрытой от чужих глаз территории в кругу доверенных друзей, и женская половина дома для этого подходила как нельзя кстати. Судя по свидетельствам путешественников, реальные обитательницы гарема также не гнушались их употреблять. И.Ф. Бларамберг (член российской миссии в Персию 1837 г.), например, описывает случай, когда в ответ на гостеприимство хозяек дома он передал им бутылку рома: «Вероятно, прекрасные, для нас невидимые одалиски понемногу выпивали в отсутствие своего повелителя, несмотря на то, что Мухаммад в Коране запретил пить вино».
Поднос
© ГМВ
Поднос или блюдо прямоугольной формы можно условно отнести к группе своеобразной лубочной керамики, получившей распространение в Иране XIX века. Наивные, грубоватые и немного смешные изображения юноши и девушки в центральном поле дополнены пышной фантазийной растительностью. Цветовая гамма как правило включает всего два цвета — кобальт и коричневую/черную краску. Подобные керамические изделия часто невысокого качества, судя по всему, имели хождение среди представителей среднего класса населения.
Изразец «Фархад и Ширин»
Предмет относится к многочисленной группе изразцов, в обилии производимых в 1880-е годы в Тегеране. Они характеризуются подглазурной росписью, превалированием синих и бирюзовых тонов с вкраплениями зеленого и розового и темной линией контура. Темы могут быть разнообразны: охота, сцены из эпоса, юноши и девушки в компании на природе. Любопытной чертой, объединяющей все памятники этой группы, являются необычные костюмы персонажей предыдущих эпох, чаще всего сефевидские, а также превращение изразца скорее в отдельную «картину», чем в часть настенного панно. Подобные новые стилистические черты в керамическом производстве связывают с именем Мухаммада-Али Исфахани (1893–1894). В кооперации с Робертом Мердоком Смитом он сформировал специфический стиль «псевдосефевидских» изразцов, который соответствовал вкусам и представлениям европейцев, вдохновленных персидским искусством после выставки 1851 года в Лондоне.
На изразце изображена сцена из знаменитой поэмы «Хосров и Ширин» Низами Гянджеви, написанной в XII веке Фархад, великий мастер, влюбившись в прекрасную принцессу Ширин, взялся за невозможное для смертного деяние — прорубить проход сквозь гранитную гору Бисутун. Ширин навещает его и подает ему чашу с молоком (здесь ее держит одна из служанок).
Несмотря на то, что принцесса влюблена в принца Хосрова, соперника Фархада, она тронута силой любви мастера и оказывает ему внимание. История заканчивается печально — Хосров, узнав о том, что девушка навещала Фархада и что его непосильная работа успешно продвигается, в порыве ревности распространяет ложные слухи о смерти Ширин. Безутешный мастер в тоске подбрасывает кирку в воздух и погибает, когда она обрушивается на него.
Топор табарзин
В XIX веке в Иране продолжали производить доспехи и оружие — сабли, копья, мечи, боевые топоры, — выглядевшие достаточно архаично на фоне вооружения передовых армий того времени. Хотя, судя по воспоминаниям современников, подобное оружие в начале этого столетия еще использовалось в войсках, во многом эта отрасль производства сохранилась благодаря религиозным традициям иранцев и расширением их контактов с европейцами. Щиты и шлемы с изображениями демонов-дивов, мечи с кораническими надписями на клинках, булавы с зооморфными навершиями служили реквизитом в мистериальных представлениях и, кроме того, охотно раскупались западными путешественниками. Приседельные топорики табарзины в числе других атрибутов носили при себе бродячие мистики-дервиши, используя их не только как защиту от разбойников и диких зверей, но и как символ борьбы с главным — внутренним — врагом: грехами и соблазнами. Лучшие экземпляры традиционного оружия преподносили иностранным государям в качестве дипломатических подарков.
Фигурки животных
Культ героев, павших в борьбе за веру, чрезвычайно распространен в Иране. В память о мученической гибели в 680 г. в битве при Кербеле внука пророка Мухаммада шиитского имама Хусейна и его сподвижников устраиваются ежегодные театрализованные представления и шествия. Во второй половине XIX в. при поддержке каджарских властей эти мероприятия проходили повсеместно. Стальные фигурки животных использовались для оформления аламов — штандартов, которые несли участники традиционных шествий. В контексте религиозной процессии эти обычные изображения приобретали особый смысл. Многозначный образ павлина ассоциировался с раем и бессмертием; голуби олицетворяли моральную победу погибших, коты в представлениях мусульман обладали некоторыми чудесными свойствами, благодаря которым могли способствовать обращению неверных в ислам. Кроме того, симпатичные и нарядные фигурки, украшенные яркой золотой насечкой по гладкому серому фону, пользовались популярностью в Европе как оригинальные предметы украшения интерьера, поэтому часто изготавливались специально в качестве сувениров.
Шейх Санʿан
Традиция оформления предметов из папье-маше росписью под лаком известна в Иране с конца XV века, а во второй половине XVII столетия лаковые изделия начали украшать сюжетной живописью. В каджарский период эта техника пользовалась особой популярностью — ее использовали в производстве пеналов для письменных принадлежностей, коробочек и футляров, книжных переплетов, игральных карт, подносов и чаш, большое распространение получила живопись на отдельных листах из папье-маше.
Изготовление подобных предметов было массовым, профессиональных художников часто заменяли ремесленники, работавшие на базарах, и традиционные темы дворцовой живописи и миниатюры стали достоянием широких слоев населения. В основу росписи положена известная легенда, нашедшая отражение в «Притче о шейхе Санʿане» из поэмы автора конца XI — начала XII века. Фарид ад-Дина Аттара «Язык птиц». Герой этого аллегорического рассказа жил в Мекке и вел праведный образ жизни, но однажды на склоне лет под влиянием странного сна отправился в путешествие, встретил прекрасную девушку-христианку и влюбился в нее. В доказательство своей любви шейх «меняет четки на пояс неверного», соглашается выпить вина и целый год пасти свиней — в представлении мусульман «нечистых» животных. Ученики взывают к Богу, умоляя его наставить старца на путь истинный, тот слышит их молитвы, Санʿан возвращается в лоно ислама, и теперь уже девушка принимает его веру.
На картине изображен момент, когда христианка предлагает коленопреклоненному шейху чашу с вином. За ней стоят люди в европейских кафтанах, шляпах и платьях, один из них держит на руках поросенка. За спиной старца — его ученики в длинных одеждах и дервишских шапках. Притча, рассказанная Аттаром, рассчитана на многоуровневое восприятие и включает тонкие и сложные суфийские рассуждения о соотношении «видимого» и «скрытого». В поздней персидской поэзии история шейха стала символом всемогущества любви и самоотречения истинно любящего, а во второй половине XIX века тесное общение с европейцами и противоречивое отношение к их культуре, образу жизни и миссионерским усилиям определило значимость темы «искушения», заставляющего мусульманина сбиться с единственно правильного пути.
«Битва Рустама с Белым дивом»
Эпическая поэма Фирдоуси «Шах-наме» — «Книга царей» (нач. XI в.), включившая легенды и исторические хроники древнего Ирана, стала одним из самых любимых, популярных и широко иллюстрируемых произведений во всем иранском мире. Изображения ее героев — Дария Ахеменида, Александра Македонского (Искандара), сасанидских царей Бахрам Гура и Хосрова, богатыря Рустама — вошли в репертуар каджарских художников и ремесленников на правах портретов героических предков, подвигами которых можно было гордиться. Особенно часто воспроизводится несколько из эпизодов сказания о Рустаме, сыне героя Заля и кабульской принцессы Рудабы. Подвиги Рустама — его поединки со львом, драконом и демонами (дивами) — отражены во множестве миниатюр разного времени, но подобные сюжеты разрабатываются не только в живописи — в каджарский период они украшают керамику, набойки, лаки, изразцы, оружие.
Художник изобразил одну из самых известных сцен — последнее, седьмое испытание богатыря, решающую победу над темными силами. Спасая иранского царя Кай-кавуса и его воинов, захваченных и ослепленных дивами, Рустам на своем верном коне Ракше едет в страну Мазендаран и вступает в битву с предводителем страшных великанов — Белым дивом Сефидом. Он отрубает чудовищу ногу, а затем вонзает кинжал ему в сердце. Иллюстрировалась обычно именно эта, заключительная часть поединка, после которой герой освобождает царя и снимает заклятие, лишившее узников зрения.
Сцена сражения выполнена в лубочном стиле народной картинки с привлечением множества дополнительных персонажей. Рустам изображен в одежде каджарского времени и с полагающимися ему атрибутами — раздвоенной бородой и рогатым шлемом. Строго говоря, налицо некоторое хронологическое смещение — шлем Рустама был сделан после поединка — из головы того самого дива, которого он убивает на картине, но такие мелочи, видимо, не смущали художника, для которого важнее было создать узнаваемый образ героя, чем соблюсти последовательность событий.
Сосуд для розовой воды
Стеклянные сосуды для розовой воды начали делать в Персии в период средневековья, но особенно развитым их производство стало в XVI–XVII веках. Одним из основных центров являлся Шираз (их производство было связано с изготовлением ширазских вин и розовой воды). Мода на затейливые сосуды из цветного стекла для косметических нужд не ослабевала и в XIX веке. Более того, многие формы сложились именно в это время: бутылочки с удлиненным горлышком. миниатюрные вазы, украшенные накладными жгутами. Особенно характерен тип кувшинчиков с витой ручкой и носиком, чуть расплющенным на конце. Стеклянные иранские сосуды были представлены на Международной выставке 1851 года в Лондоне и так полюбились посетителям, что стали производиться на экспорт в Европу.
Самые яркие экспонаты выставки Ирана в Музее Востока
Экспозиция Ирана в Музее Востока занимает четыре зала и демонстрирует развитие искусства этой страны с археологической древности до начала XX века. Представленные в залах экспонаты — лишь малая часть богатейшего собрания. Фонд иранского искусства в Музее Востока стал формироваться одним из первых столетие назад, и богат предметами высокого художественного и исторического значения, которые демонстрируются в рамках многих выставок.
Удила с псалиями
«Луристанские бронзы — термин, который определяет группу памятников из раскопок в Луристане, на западе Иранского нагорья. Лучшие образцы относятся к IX-VII до н.э., и хотя они представлены в большинстве западноевропейских собраний, в России их присутствуем в коллекции может похвастаться только Государственный Эрмитаж и Государственный Музей Востока. Луристанские бронзы привлекают внимание специалистов во всем мире, вызывая больше вопросов, чем ответов: так, до сих пор неясно, какой народ производил вещи столь высокого качества литья. Скорее всего, он был кочевым, что объясняет отсутствие следов оседлых поселений в этих местах или больших предметов следи находок.
В коллекции музея хранятся украшения, предметы вооружения и конской упряжи, отличающиеся причудливостью форм и узоров, но при этом совершенно типичные для данной культуры. Таковы, например, псалии — часть древней конской сбруи в виде стержня или пластины, крепившейся к удилам. Чаще всего в местах крепления они имеют форму фигурок идущих рогатых козлов. На груди и крупе козлов можно рассмотреть гравированный рисунок стебля и солярный знак. Бытовало мнение, что подобные предметы изготавливали только для погребального культа, однако следы износа на некоторых образцах опровергают эту теорию.
Сосуд в форме птицы с женской головой
Небольшой сосуд в виде птицы с моделированной женской головкой всегда сразу привлекает внимание. Перед нами мифическая Гарпия, представления о которой заимствованы мусульманами из античных источников. Ее образ тесно переплетается с русской птицей Сирин или персидским Симургом — легендарной птицей древнего эпоса. Фантастические пернатые с человеческими головами из греческой мифологии были распространенным мотивом во многих частях мусульманского мира, а в Иране получили распространение в XII-XIII веках, в эпоху правления Сельджуков. Характерной для этого времени является и уникальная техника, в которой выполнено изделие — подглазурная роспись под бирюзовой поливой. Фигурка выполнена из фаянса, украшена росписью черным пигментом и кобальтом под прозрачной щелочной глазурью бирюзового цвета разных оттенков, переливы которой выглядят, как всполохи красок на перьях чудесной птицы. Неясно функционально назначение подобных фигурок — они могли быть сосудами, просто скульптурками, и чаще всего имели форму животных. Может быть, это были церемониальные предметы, подарки или украшения пира, возможно, элементы дворцового быта или декора.
Чаша и донце чаши
Минаи (в переводе — «покрытая эмалью») — один из самых красивых видов керамической продукции XII-XIII веков, исчезнувший с концом столетия. Надглазурная роспись легкоплавкими эмалями стала высочайшим техническим достижением иранских мастеров того времени. Другое распространённое название — «хафтранги» (семицветная) — отражает введение в керамическую палитру новых цветов. Керамика богато расписана сюжетными сценками, самыми распространёнными из которых можно считать пиры и всадников, а также изображениями зверей. Легкий, эскизный рисунок, фигуры в активном движении, смелость композиционных решений позволяет предположить, что керамику минаи расписывали мастера-миниатюристы.
Кувшин
Фарфоровый кувшин в металлической оправе из экспозиции Музея — одно из свидетельств прочности и разнообразия связей, на протяжении веков оказывавших влияние на экономическую и культурную жизнь разных стран и народов. Его тулово представляет собой часть китайской сине-белой фарфоровой вазы, вероятно, имевшей форму, называемую «двойная тыква». Судя по характеру узора из лотосов и мелких хризантем, выполненного чистым и ярким синим цветом по белому фону, это изделие принадлежит периоду Юань (1271–1368). Начало изготовления знаменитого китайского фарфора в сине-белой гамме относится к раннему XIV в., причем использовавшийся для этого кобальт импортировался из Ирана, что стало первым звеном в цепочке, связывающей керамическое производство двух стран. Прочный, звонкий и блестящий фарфор завоевал необычайную популярность в исламском мире, а китайские мастера включили в свой репертуар мотивы и композиции Среднего Востока, создав новый стиль, в свою очередь оказавший огромное влияние на искусство разных стран, в том числе Ирана. Секрет производства фарфора был в Иране неизвестен, и местные мастера достигли высокого мастерства в изготовлении фаянсовой посуды, имитирующей китайские сине-белые образцы. Позже от прямого копирования иранцы перешли к собственному китаизированному варианту декора, однако настоящий китайский фарфор по-прежнему ценился высоко и стоил достаточно дорого. Даже разбитый сосуд не было принято выкидывать — он подлежал реставрации и восстановлению. Возможно, именно желание сохранить прекрасную вещь стало одной из причин того, что, получив металлическую оправу, носик и крышку, она превратилась в основу для совершенно нового изделия. Кроме того, на Среднем Востоке существовала традиционная практика дополнять китайские фарфоровые сосуды металлическими деталями и даже драгоценными камнями. Это диктовалось как прагматическими соображениями — создать бытовой предмет привычной формы и назначения — так и эстетическими потребностями. Так, металлическое горло этого кувшина украшено надписью на персидском языке с упоминаниями Аллаха, Пророка Мухаммада и знаменосца имама Хусейна Аббаса, что сразу «переносит» вещь, принадлежавшую другому времени и иной культуре, в пространство иранского мира XIX в.
Фрагмент декоративного изразцового панно с сюжетом «Продажа Юсуфа на базаре»
Украшение интерьеров и экстерьеров зданий керамическими плитками получило широкое распространение в эпоху шаха Аббаса (1587-1634) в связи со строительными работами в новой столице — Исфахане, но осталось популярным вплоть до XX века. Изразцовое панно из постоянной экспозиции музея — всего лишь часть большой настенной композиции «продажа Юсуфа на базаре», слишком масштабной, чтобы поместиться в наших залах. История пророка Юсуфа — в библейском варианте Иосифа — была популярна в исламском мире. Преданный завистливыми братьями и проданный в рабство, он попал в Египет. Жена вельможи, к которому он попал, воспылала к Юсуфу страстью, но после его отказа оболгала юношу, который был заключен в темницу. Благодаря своей мудрости пророк получил расположение фараона и занял высокий пост при дворе. По версии, описанной в Коране, Юсуф был столь прекрасен, что, разговаривая с женщинами, прикрывал лицо, чтобы не вводить их в искушение.
На панно главный герой стоит в центре. На то, что перед нами Юсуф, намекает пламенеющий нимб за его головой: несмотря на отсутствие понятия святости, принятого в христианстве, исламские художники заимствовали этот символ, выделяя им главное персонажа композиции. Многофигурная сцена решена в ограниченной цветовой гамме, с преобладанием сине-зеленых оттенков и вкраплениями желтого. Персонажи активно жестикулируют и переговариваются — мастеру поистине удалось передать атмосферу шумного базара.
Полотно «Танцовщица с кастаньетами»
Иран в XIX веке стремился к активному взаимодействию с Европой, что ярко отражалось и в искусстве: необычный каджарский стиль станковой живописи сочетает в себе приемы и принципы светотеневой моделировки лица и одежды, попытки создать линейную и воздушную перспективу с характерным для персидской миниатюры узорочьем и обилием орнамента. Обширная группа картин XIX в. может быть условно обозначена как «красавицы». Подобного рода полотна использовались для украшения интерьера, как правило — в зоне общественных приемов на мужской половине дома, призванные услаждали мужской взор, который не мог проникнуть на территорию гарема.
Все девушки на полотнах этой группы похожи как сестры: круглые лица с большими миндалевидными глазами написаны гладким мелким мазком и лишены выражения, но взгляд всегда устремлен на зрителя. Бросаются в глаза модные в это время широкие «мужские» брови, дополненные рисунком на переносице, и пышные черные локоны. На танцовщице пышная юбка из красной ткани с цветочным узором и темная кофта с глубоким вырезом на груди, расшитая жемчугом и драгоценными камнями. На предплечьях — браслеты-базубанды, богатый пояс дополнен длинным красным шарфом. Затейливый головной убор имеет вид своеобразной шапочки с перьями и цветами. Одеяние танцовщицы могло бы показаться чрезмерным и фантазийным, если бы не воспоминания европейских путешественников, имевших счастье видеть гарем: «Рабыни сверкали бриллиантами и рубинами, парчой и бисером. Их платья из роскошной ткани были так плотно вышиты жемчугом и драгоценными камнями, что ткани практически не было видно.
Волосы были распущены, а головки усыпаны украшениями» (Элизабет Макнейл) Однако наиболее удивительным кажется глубокое декольте девушки, полностью открывающее грудь. Вопрос «каджарского декольте» имеет корни в европейской живописной традиции, усвоенной персидскими художниками еще в XVI-XVII вв. через поступавшие в Иран гравюры. Изначально костюм с открытой грудью был приметой изображения европеек и ассоциировался исключительно с чуждой культурной средой, возможно, воспринимаясь буквально, как реально существующий. Европейская или христианская женщина несла на себе печать греха и сладостного порока, и постепенно изображения девушек с открытой грудью стали украшать помещения для приемов на мужской половине дома, создавая атмосферу легкой эротики и соблазна.
Футляр для зеркала
Лаковые футляры для зеркал из папье-маше с отдельной крышкой были очень распространены в Иране XIX века. Оклеенные внутри лощеной бумагой, они были как правило расписаны пышными цветочными мотивами: розы, нарциссы, лилии и ветки плодовых деревьев в период цветения. В центре крышки футляра располагается побег розы с двумя птицами и ветка цветущего плодового дерева, по краям — рамка с мелким золотым растительными узором. «Роза и соловей» — классический сюжет персидской поэзии и искусства, своеобразная формула, зашифрованные смыслы которой были понятны любому носителю культуры. Несчастная страстная любовь соловья к розе, ее прекрасный образ и неземной аромат, заставляющий птицу забыть об острых шипах — это лишь первый уровень восприятия, намек на влюбленного и объект его желаний. Недаром образ красавицы часто представлен через метафору цветущих побегов:
Раз в году блистают розы расцветают раз в году
Для меня твой лик прекрасный вечно розами цветет.
Только раз в году срываю я фиалки в цветнике,
А твои лаская кудри потерял фиалкам счет
(Рудаки, пер. В. Левика).
Гораздо глубже — религиозная мистика, в которой роза становится образом рая, отмеченная и воспетая, согласно хадисам, самим Пророком. В самых глубоких слоях смысла роза становится Богом, а соловей — адептом и верующим, всем сердцем тянущимся к Нему и райским кущам. Не случайно пророка Мухаммеда поэты называли «Соловьем Вечного Сада», т.к. его миссия на земле состояла в приближении людей к небесной благодати.
Часть экспозиции посвящена искусству иранских ремесленников XIX в., создававших высокохудожественные образцы традиционного холодного оружия и защитного вооружения. Большинство подобных изделий не было предназначено для ведения боевых действий — в век господства огнестрельного оружия сабли, топоры и доспехи не могли оказать серьезного влияния на исход войн. Круглые щиты и островерхие шлемы, мечи и булавы использовались во время религиозных представлений и уличных процессий.
Стальные доспехи и холодное оружие, покрытые золотой и серебряной насечкой, эмалями, резьбой, украшенные загадочной арабской вязью, цветочными узорами и сценами сражений пользовались большим успехом у иностранцев, интересовавшихся восточной экзотикой. Однако еще в начале XIX столетия европейские путешественники могли с удивлением наблюдать персидские иррегулярные войска со снаряжением, делающим солдат похожими на легендарных древних героев.
Наруч
Наруч (базубанд) представлял собой вогнутую стальную пластину, закругленную в верхней части и защищавшую руку воина от запястья до локтя. Базубанд из коллекции Музея Востока — прекрасный образец, украшенный растительным узором, выполненным насечкой и гравировкой, рельефными антропоморфными изображениями и надписями в картушах по краю. В нижней части к основной пластине прикреплена при помощи кольчужной сетки малая, защищающая внутреннюю сторону запястья. Иногда наручи изготавливались парами, но часто использовали всего один — для правой руки, так как левую прикрывал щит.
Щит (сипар)
Щит (сипар) традиционно имел круглую форму, литой бортик в виде узкого валика по краю и четыре (реже шесть) симметрично расположенных и закрытых высокими декоративными шляпками заклепок на внешней стороне. С внутренней стороны к этим заклепкам крепятся кольца, на которых держатся кожаные ремни рукояти. Для комфорта и смягчения ударов под ремни подкладывали стеганую подушечку из хлопка или сафьяна. Диаметр стального щита (42,2 см) соответствует обычным размерам щитов этого типа, колебавшимся в диапазоне от 35 до 50-60 см. Отсутствующее возвышение в центре (умбон) заменяет круглый медальон с выполненной золотой насечкой надписью: «Султан шах Аббас». Это имя напоминает о славных временах правления шаха Аббаса I Великого (1587–1629), ознаменовавшихся военными успехами, экономическим подъемом и расцветом культуры в Иране. В четырех фигурных медальонах в центральной части щита повторяются сцены «терзания» хищником травоядного животного — мотив, имеющий древнее происхождение и широко тиражировавшийся в искусстве XIX в., известном своими архаизирующими тенденциями. Мастерство исполнения орнамента, тонкость насечки и гравировки позволяют считать этот щит парадным экземпляром, изготовленным для торжественных церемоний или в качестве подарка.
В Иране XIX в. производилось также холодное оружие, которое вполне могло использоваться как боевое — в том числе сабли (шамшир), чаще всего с узким изогнутым клинком без долов и несколько разновидностей кинжалов и ножей, имевших широкое хождение среди представителей разных слоев населения.
Нож (кард)
Нож (кард) — короткое однолезвийное оружие с прямым клинком, слегка расширяющимся в сторону рукояти. Этот боевой нож использовали и на охоте, и для хозяйственных целей. Носили его обычно с левой стороны, подвешивая на шнуре, а иногда просто затыкали за пояс. Кард почти полностью «утапливался» в кожаные ножны, на поверхности оставалась лишь небольшая часть рукояти. В Исфахане существовал ремесленный цех, специализировавшийся на производстве таких ножей, однако в последней трети XIX в. они почти перестали пользоваться спросом у местного населения из-за конкуренции более дешевых европейских товаров.
Кард из коллекции ГМВ принадлежит, вероятно, середине-второй половине столетия. Булатный клинок украшен у основания изящным цветочным узором, выполненном в технике золотой насечки. Рукоять состоит из двух костяных пластин с резными изображениями вельмож в коротких кафтанах и тюрбанах с декоративными перьями-эгретами.
Онлайн-трансляции Музея Востока #востокдома — здесь
Виртуальная экскурсия по выставке «100 фотографий» Анатолия Болдина в РОСФОТО — здесь
