Майкл Баксандалл написал книгу «Живопись и опыт в Италии XV века: введение в социальную историю живописного стиля» за лето 1971 года, думая, что сочиняет «учебник для бакалавров-историков». Сегодня эта книга входит в список обязательного чтения любого начинающего искусствоведа и историка культуры. В 2019 году в издательстве V-A-C Press она впервые вышла на русском языке.

Три главы «Живописи и опыта» иллюстрируют три подхода к реконструкции визуальных и когнитивных навыков, а также лежащих в их основе социальных практик. Во второй главе — «Взгляд эпохи» — Баксандалл задается вопросом о том, как человек кватроченто, будь то художник или зритель, переживал визуальный опыт специфическим для своего времени образом и как качество этого переживания стало частью живописного стиля.

Журнал Точка ART эксклюзивно публикует отрывок из книги.

1. Относительное восприятие

Предмет отражает определенный световой спектр, который воспринимается человеческим глазом. Свет проникает в глаз через зрачок, собирается в пучок хрусталиком и проецируется на экран глазного дна, то есть на сетчатку. На сетчатке расположена сеть нервных волокон, которые пропускают свет через систему клеток к нескольким миллионам рецепторов — колбочек. Колбочки чувствительны и к свету, и к цвету и реагируют, передавая информацию о свете и цвете в мозг.

На этом этапе инструменты визуального восприятия перестают быть одинаковыми для всех людей. Мозг должен интерпретировать поступившие от колбочек данные о свете и цвете, и для этого он использует как врожденные способности, так и те, что приобретаются с опытом. Он подбирает подходящие определения из запаса паттернов, категорий, привычных умозаключений и аналогий — на вербальном уровне это может быть что-то вроде «круглый», «серый», «гладкий», «галька», — тем самым придавая фантастически сложным зрительным данным структуру и, следовательно, смысл. Это происходит за счет некоторого упрощения и искажения: категория «круглый» так или иначе применима к более сложной реальности. Жизненный опыт у каждого человека свой, поэтому знания и навыки интерпретации у всех людей немного разные. Каждый человек перерабатывает предоставленные глазом данные при помощи собственных ресурсов. На практике эти различия незначительны, так как бóльшая часть опыта является для нас общей: все мы узнаем себе подобных и их конечности, измеряем расстояние и угол подъема, отмечаем и оцениваем движение и т. д. Однако в некоторых обстоятельствах несущественные в целом различия между людьми могут сыграть неожиданно важную роль.

Предположим, что человеку показали схему с иллюстрации 13. Эта схема может восприниматься по-разному. Кто-то прежде всего увидит в ней нечто круглое с двумя длинными П-образными выступами по бокам, а кто-то — шарообразную форму, наложенную на разорванную прямоугольную. Есть немало других способов восприятия этой схемы. Наш выбор будет зависеть от многих обстоятельств — прежде всего от контекста, о котором мы пока что ничего не сказали, но не в меньшей степени и от навыков интерпретации, которыми мы владеем, от категорий, паттернов-образцов и привычек умозаключения и аналогии — коротко говоря, от того, что мы могли бы назвать когнитивным стилем. Предположим, что человек, разглядывающий иллюстрацию 13, хорошо разбирается в схемах и понятиях формы — вроде тех, что изображены на иллюстрации 14, и имеет практический опыт их использования. (Большинство людей, для которых была выполнена иллюстрация 13, действительно гордились подобными знаниями.) Такой человек будет склонен ко второму способу восприятия схемы. Менее вероятно, что он увидит в ней нечто круглое с двумя выступами, и более вероятно, что он увидит прежде всего круг, наложенный на прямоугольник. Он владеет этими категориями и имеет практический опыт различения таких форм в сложных схемах. В этом отношении он увидит иллюстрацию 13 иначе, чем человек, не имеющий таких ресурсов.

Теперь добавим контекст иллюстрации 13. Она взята из описания Святой земли, напечатанного в Милане в 1481 году, и снабжена подписью: Questo e la forma del sancto sepulchro de meser iesu christo («Это форма Святого Гроба Господа нашего Иисуса Христа»). Контекст добавляет два фактора, особенно важных для восприятия схемы. Во-первых, теперь мы знаем, что она была выполнена как репрезентация чего-то: рассматривающий ее человек использует свой опыт взаимодействия с изобразительными условностями и, вероятно, решит, что перед ним план в условной горизонтальной проекции — линии обозначают контуры стен, спроецированные на землю так, как если бы мы смотрели на здание прямо сверху. Горизонтальный план является относительно абстрактной и аналитической конвенцией для изображения предметов и, если только он не составляет часть культуры (как в нашем случае), способен поставить в тупик того, кто его рассматривает. Во-вторых, зрителю подсказали, что здесь важен определенный архитектурный опыт, а это также повлияет на его умозаключения. Человек, привычный к итальянской архитектуре XV века, скорее всего, заключил бы, что круг — это круглое здание, возможно, с куполом, а прямоугольные крылья — это залы. Но если бы китаец XV века изучил правила плана в горизонтальной проекции, то он мог бы предположить, что здесь изображен круглый центральный двор наподобие нового Храма Неба в Пекине.

Итак, чтобы интерпретировать световой узор, который иллюстрация 13 создает на сетчатке, наш разум прибегает к трем изменчивым и культурно обусловленным инструментам: это запас паттернов, категорий и методов умозаключения; это знание некоторого набора изобразительных конвенций и это сформированный средой опыт правдоподобных способов визуализации того, о чем у нас нет полной информации. В реальности они подключаются не последовательно, как в нашем изложении, а одновременно; этот процесс неописуемо сложен и его физиологические составляющие до сих пор неясны.

Живопись и опыт в Италии XV века: введение в социальную историю живописного стиля / Майкл Баксандалл; пер. с англ. Н. Мазур, А. Форсилова. — М.: V-A-C Press, 2019. — 264 с.