В 2019 году департамент русского искусства аукционного дома Christie’s отмечает свой 50-летний юбилей. С Россией его связывает многолетняя история, уходящая своими корнями в XVIII век, когда коллекция сэра Роберта Уолпола была продана российской императрице Екатерине Великой при посредничестве Джеймса Кристи. В 193 Christie’s стал первопроходцем на рынке работ Фаберже, проведя первые тематические торги на Кинг-стрит. С тех пор образцы русского искусства регулярно появляются на аукционах дома.

В 1969 году Christie’s открыл первый департамент русского искусства в Женеве, а в 1970 году прошли первые русские торги. Затем последовали знаковые продажи пасхальных яиц Фаберже и советского фарфора. На Christie’s выставлялись самые известные частные коллекции русского декоративно-прикладного искусства, включая собрания таких фамилий, как Клор, Форбс, Гринфилд, Казан и Проваторов среди прочих. В начале XXI века впервые была превышена отметка в £1 миллион, когда в 2004 году картина Ивана Айвазовского «Исаакиевский собор в морозный день» была продана за £1,1 миллиона. А топ-лотом торгов этого года стала работа Кузьмы Петрова-Водкина «Натюрморт с сиренью», снова побившая все рекорды — сумма продажи картины составила $11, 7 миллиона, став самым дорогим произведением живописи, проданнsм на международных аукционах.

Главный редактор Точка ART Кристина Малая поговорила с главой департамента русского искусства Christie’s Алексеем Тизенгаузеном о феноменальном успехе аукционного дома, коллекционерах из России и тенденциях мирового арт-рынка.

Кристина Малая: Алексей, Вы уже много лет возглавляете департамент русского искусства Christie’s. Расскажите, пожалуйста, о работе этого направления. Какое место занимает русское искусство в работе аукционного дома в частности и на европейском арт-рынке в целом?

Алексей Тизенгаузен: У нас два раза в год проходят русские аукционы в Лондоне — в июне и в ноябре. И русское направление для нас одно из важнейших. В самом начале моей карьеры этот департамент был очень маленьким отделом, и он вырос только за минувшие 20 лет. Теперь мы можем считать его приоритетным отделом. Если говорить о его работе в целом, то есть периоды, когда все тихо, а есть периоды с прекрасными результатами и замечательными предметами, как, например, «Яйцо Ротшильда» работы Фаберже или натюрморт Петрова-Водкина в этом году. У нас часто бывают великолепные редкие работы, не каждый год, но все же. Сейчас мы серьезный отдел, даже странно, что 20 лет тому назад русских покупателей почти не было, но сейчас наибольшую часть составляют именно русскоговорящие покупатели.

Кристина Малая: Это, вероятно, связано с перестройкой…?

Алексей Тизенгаузен: Да. До перестройки люди не приезжали, не было интереса к торгам со стороны русских коллекционеров ни в Америке, ни в Лондоне. Теперь рынок международный, и люди стали свободнее в своем выборе. Но интерес к русскому искусству был всегда, даже когда не было русских клиентов. Например, люди с русскими корнями любили национальное искусство, часто интересовались торгами. Но всегда были и люди без русских корней, которые просто занимались этой темой. И до сих пор, даже если цены высокие, есть коллекционеры — немцы, американцы, итальянцы — которые приобретают русское искусство. И очень сожалеют, что не собирали его, когда еще сами россияне этим не занимались.

Кристина Малая: У Вас русское имя, причиной тому тоже русские корни?

Алексей Тизенгаузен: Да, имя русское, мои предки были родом из Прибалтики и давным-давно стали служить в России. Моим первым языком был как раз русский, на нем я говорил в детстве. Но потом я пошел в школу и хотел говорить так же хорошо, как и другие дети, поэтому на какое-то время его забыл. Родным языком я все же считаю французский. Хотя я очень люблю русскую военную историю, увлечен ею. Несколько лет назад я даже издал книгу о Преображенском полке со множеством редких архивных источников и фотографий. Но это просто хобби, а главное мое дело связано с аукционом.

Кристина Малая: Можете рассказать о том, как вы начинали свою работу в Christie’s?

Алексей Тизенгаузен: (Смеется) Если честно, я до сих пор не понимаю, как так вышло, что я стал работать в этой сфере. Меня всегда интересовала русская культура. Наверное, это у меня от дедушки, он тоже любил русское искусство, собирал книги. Я помню длинный коридор в его квартире, которые был весь занят полками, книги на которых располагались от пола до потолка! Я рос, и с каждым годом мне открывалась новая полка. И вот когда я начал работу в Christie’s, в какой-то момент, даже неожиданно для самого себя, я просто понял, что хочу тут остаться. Я не предполагал тогда, что так долго буду работать здесь. Мне просто было интересно, был энтузиазм, мне очень нравилась работа: нужно было не только разбираться в искусстве, но и уметь найти хорошие вещи, добыть их. Это было сложно, но увлекательно! Когда я приехал в Лондон, я плохо говорил по-английски и собирался его учить, у меня не было никаких контактов в этой сфере, но мне удалось найти подработку в Christie’s на лето, как я тогда думал. Через пару месяцев я вернулся в Париж и сказал отцу, что переезжаю. Мой отец был военным инженером, он конструировал самолеты, и не мог понять, как его сын может заниматься таким странным делом!

Кристина Малая: У Вас были учителя в Christie’s?

Алексей Тизенгаузен: С одной стороны, учителя есть всегда, но с другой — их как бы и нет. Я бы сказал, что этот процесс обучения похож на то, что вас, не умеющего плавать, толкают в воду и смотрят — выплывите вы или нет (Смеется). Это, скорее, менторы, которые издалека смотрят, как вы прогрессируете. Структура международного аукциона 35 лет назад была совсем иной, нежели сейчас. Это была типичная английская фирма, очень английская фирма. Когда я туда попал, среди сотрудников было только двое не англичан. Теперь же это международная компания, сотрудники — французы, немцы, китайцы… Я думаю, что, если у вас есть энтузиазм, способности, интерес, вы научитесь плавать очень быстро. Эта работа требует постоянной гибкости и надо быть постоянно готовым к некоторой неопределенности. В ежедневной работе вы постоянно учитесь, вы никогда не знаете, какие вещи и каких людей вы будете встречать. Например, однажды мне принесли ужасную подделку под видом Фаберже. Владелец утверждал, что царь подарил это яйцо его деду в 1924 году. И мне пришлось очень долго и аккуратно объяснять, почему это невозможно…

[Not a valid template]

Кристина Малая: Много лет назад, когда к Вам только начали попадать первые вещи, когда глаз был еще не очень наметан, как Вы учились отличать подлинные работы?

Алексей Тизенгаузен: Мне помогло то, что я никогда не стеснялся попросить совета. Нужно не бояться сказать: «Это не моя специальность, я не знаю, нужно проверить». Я благодарен специалистам, которые не жалея времени тщательно объясняли мне нюансы, а я учился. Нужно всегда смотреть, не изучать, смотреть. Дело не в том, чтобы найти великую коллекцию, сделать прекрасный каталог, получить хороший результат на торгах, нет. Вы всегда учите глаз, каждый раз нужно смотреть и смотреть на вещи.

Кристина Малая: Каким образом к вам сейчас приходят предметы, как обычно формируется каталог аукциона?

Алексей Тизенгаузен: Источники поступления очень разные. Часто люди приносят предметы, что называется, из семьи. После 35 лет работы я более-менее знаю, где какие есть вещи и собрания, кто помогал создавать эти коллекции. Перед тем, как попасть в каталог, каждая работа проходит экспертизу — нашу собственную внутреннюю, а при необходимости и музейную. Мы часто обращаемся за советом в музеи по всему миру. Так мы гарантируем подлинность вещи. Но если все же окажется, что мы допустили ошибку и с работой что-то не так, то в течение 5 лет купленную у нас вещь можно вернуть при наличии всех необходимых экспертиз.

Кристина Малая: А что касается цен на произведения русских художников, какова сейчас динамика? Например, я заметила, что Челищев начал опускаться в цене, хотя несколько лет назад «Концерт» был продан за рекордную для художника сумму. А на минувших торгах летом многие его работы вообще не ушли. С какими именами происходит подобное?

Алексей Тизенгаузен: Очень часто мне задают вопрос, почему кто-то в моде, а кто-то нет. Но у меня нет на него ответа. Мой опыт подсказывает, что никогда нельзя угадать, что будет продаваться, а что нет. Коллекционеры не объясняют, почему им нужна или не нужна та или иная работа. Есть масса ничем необъяснимых примеров — как рекордов, так и провалов на торгах. Например, Айвазовский: я за 35 лет видел несколько взлетов его популярности и так же несколько падений. Как это объяснить, я не знаю. Единственный факт, который не вызывает сомнений, люди все больше и больше разбираются в том, что они покупают. Если в начале был какой-то бум на русское искусство, и его хотели покупать все и без разбору, а мы старались объяснить, где хорошая работа, где средняя, то теперь коллекционеры сами все решают. Они очень тщательно и аккуратно изучают работу и провенанс, и у каждого своя страсть, свой предмет коллекционирования. Кто-то предпочитает красный цвет, а кто-то зеленый, кому то нужен Челищев, а кому-то Айвазовский, кто-то у Фаберже собирает только звонки и рамки, и я не знаю почему! А почему Чехонина, которого я показывал 20 лет и позиционировал как важного художника, никто не покупал, а теперь все его хотят? Я не знаю, рынок всегда непредсказуем.

Кристина Малая: Большая часть покупателей — это все же коллекционеры, движимые страстью собирательства, а не инвесторы?

Алексей Тизенгаузен: Абсолютно точно. Инвесторам не очень интересно русское искусство. С одной стороны, это даже проблема, ведь вещи, которые мы продаем, почти никогда не возвращаются на рынок. Что интересно с русскими покупателями, они всегда совершают трофейные покупки: «у меня есть хороший Шишкин», «у меня дорогой Айвазовский», «у меня хороший Петров-Водкин» — говорят они, и им этого достаточно. Даже если вдруг купленная работа начинает через время расти в цене, для русских коллекционеров — это предмет для гордости, а не повод для продажи. А для нас это проблема, потому что все труднее и труднее найти новые хорошие вещи.

Кристина Малая: А громкие выставочные проекты влияют на продажи? Например, скоро откроется выставка Константина Сомова в Русском музее — первая за много лет, поднимет ли это интерес к творчеству художника на арт-рынке?

Алексей Тизенгаузен: Думаю, да. Но здесь имеет место и взаимовлияние, это работает как с одной стороны, так и с другой. Иногда удачные выставки поднимают продажи художника, а иногда — хорошие продажи провоцируют внимание кураторов к творчеству художника. Сейчас, например, в ГМИИ им. Пушкина и в Эрмитаже идут прекрасные выставки, посвященные замечательным коллекциям — Щукиных и Морозовых, недавно закончилась выставка «Три коллекции» в Русском музее. Вот Щукин, один из первых русских коллекционеров, собрал потрясающую коллекцию за каких-то 20 лет! Этот человек ходил к Пикассо, чтобы купить его работы лично. Найдите мне других важных коллекционеров, которые ходили и лично покупали свои первые работы у художников уровня Пикассо. Мы часто забываем, что великолепные русские коллекции есть сейчас и были всегда! Русские всегда умели и любили собирать, и нам всем нужно вспоминать об этом чаще.