«Буря» по мотивам пьесы У. Шекспира в новом переводе Ф.-Е. Штекеля, Театр Талия (Гамбург), реж. Й. Штекель, худ. Ф. Лёше.

Совсем недавно в рамках программы «Золотой маски» московский зритель увидел «Трех сестер» Саймона Стоуна — европейскую версию чеховской пьесы в исполнении актеров швейцарского театра Базеля. Режиссер создал абсолютно новый драматургический текст, для того чтобы переместиться через почти стадвадцатилетнюю историческую пропасть и пуститься в фантазии нашего времени: сочинить историю про трех сестер, живущих бок о бок с проблемами человека XXI столетия.

Переделкой классики в современном театре уже не удивишь, однако, кажется, молодому немецкому режиссеру Йетте Штекель, приехавшей в этом году на Чеховский фестиваль с шекспировской «Бурей», все-таки это удалось.

«Буря» — последнее произведение Шекспира, завещанное драматургом миру, его тихая песнь прощания под свист порывистого ветра и штормовых волн, предчувствие начала крушения гармонии на подступах барочной эпохи. Этим пьеса откликается сегодняшнему дню: Йетте Штекель — молодой, но уже известный режиссер — создает провокационное высказывание на тему целого вороха проблем от мировых и европейских до индивидуально-личностных: экологическая катастрофа, мигранты, голодающие дети, борьба за природные ресурсы, тотальное одиночество, нравственная «глухота». Режиссер говорит об этом встроенными в пазл спектакля яростными энергетическими всплесками рэп-текстов британской поэтессы Кейт Темпест (от анг. «tempest» — «буря»).

«Буря» гамбургского театра Талия очень музыкальна по своей структуре, это почти плэй-лист, состоящий из песен последнего альбома Леонарда Коэна и яростных хип-хоп ритмов, исполняемых актерами под музыкальное сопровождение ревущего ансамбля Prospero’s Band of Spirits. Актеры поют известные хиты на интернациональном английском языке как провокационные гимны, чтобы достучаться до тысяч сердец.

[Not a valid template]

На сцену выходит Эстер (Тони Рунке) — медсестра, работающая по ночам. На ней черная майка, короткие шорты и красные боксерские перчатки. «Europe is lost»! «Европа пала, Америка пала, Лондон пал, но нам подавай триумф»! — озлобленно скандирует девушка на английском под хип-хоп ритмы, разрезая перчатками воздух.

А возле Эстер в экстатическом танце кружится Просперо — маг и чародей, насылающий своим волшебством гигантскую бурю на город — мир, покинутый Господом Богом. Просперо — не первая мужская роль Барбары Нюссе. В числе созданных ею образов также шекспировские Полоний и король Лир. У всех троих, кстати, особенно сильна тема отцовства.

Трудно себе представить кого-либо другого на месте актрисы. Ее женская природа куда-то одномоментно улетучивается, а «мужское» приобретает весомые черты. При всем этом, со сцены проговаривается трагически светлая история огромной и нежной отеческой любви к дочери, пока еще не тронутой дыханием пошлой людской цивилизации.

Черный пиджак и брюки на хрупком теле, седые, слегка взъерошенные короткие волосы, редкая бородка — с виду немощный Просперо Барбары Нюссе энергичен и всевластен. Он устраивает для юной дочери Миранды (Майя Шёне) представление — показывает ужасы и катастрофы мира, для того, чтобы уберечь от ошибок. По щелчку его пальцев из темной пустоты медленно появляется мощная декорация сценографа Флориана Лёше: стена, состоящая из двенадцати ячеек-комнатушек едкого желтого цвета — цвета алчности и порока. Если приглядеться, в ячейки комнат вписан диагноз: «Europe is lost». На фоне стены — черно-белая проекция. Сидя перед экраном и орудуя черным песком, Просперо по мере необходимости высветляет нужные ему комнаты и истории «страждущих».

Трехэтажное желтое здание Лёше — это мир современного европейца, модель общества XXI века. На самом нижнем этаже без постоянного места жительства потрепанный и грязный философ-бодяга Гонзало — друг и спаситель Просперо. Он спит в картонной коробке, повергаемый ночным избиениям. Чуть выше работающий в пиаре и уставший от жизни Фердинандо. Рядом пичкающий свое тело наркотиками и постоянными сношениями Себастьян, а также его бос — бизнесмен Антонио, агрессивно скандирующие стихами Кейт Темпест: «Жизнь — гонка, брать, брать, брать!». Такой он, этот «новый дивный мир», на который грядет большая буря.

Однако сквозь обвинительный приговор и безнадежные «прогнозы погоды» пробиваются успокаивающие лучи теплого света. «Утешительная колыбельная» — так режиссер определила жанр спектакля, несмотря на «жесткие» интонации. В истории Йетте Штекель Миранда и Фердинандо сливаются в любовном дуэте, а мудрый отец Просперо, проводив взглядом влюбленную дочь, ломает волшебный жезл и хоронит его в песочной «колыбели». Просперо завершает свой жизненный путь на руках у верного Ариэля (Микро Крайбих) под свою исповедь, тихий и смиренный диалог с Богом — песню Л. Коэна «Treaty», в надежде, что этот мир, вновь обретет любовь и спасение.