Некоторые выставки сопротивляются классификации с почти невыносимым для критика упорством. Они увиливают от определений, выскальзывают из любых рамок и полны противоречий, поэтому думать о них особенно приятно. Новое детище Манежа как раз из этой серии: многослойное, небезупречное и очень важное.

Собственно выставкой «33 звука» назвать не получается: кураторы решили не ограничивать проект, посвященный саунд-арту, демонстрацией артефактов, выделив еще две составляющие — фестиваль и инсталляцию. Павильон в виде морской (или ушной) раковины, возведенный у стен Манежа, словно прислушивается к мелодиям «Небесной флейты» — объекта группы Arquitectura Kinetica, расположенного рядом. Звучит и сама «раковина», по выходным принимая на своей сцене петербургских музыкантов-экспериментаторов. Количество концертов и экспонатов в сумме дает 33 аудиоработы-буквы, каждая из которых соотнесена с определенным событием петербургской истории, обогатившим звуковую палитру.

Связка эта, конечно, формальная, призванная объединить элементы подчас разнородные и оттого не всегда убедительная, но зато возвышающая проект до уровня образовательного и краеведческого. Вряд ли в каком-либо из музеев посетитель сможет сразу узнать о первой в России железной дороге, опытах Евгения Шолпо и Льва Термена, вспомнит «Нос» Шостаковича и теории Матюшина, услышит «Ветрофонии» Лебедева-Фронтова.

Но, несмотря на благородные просветительские цели, поставленные выставкой, швы положенного в ее основу алфавитно-исторического принципа скрыть не удалось. Сама спиральная структура экспозиции намекает на то, что должна быть какая-то история, помимо той, что прописана в учебниках, какой-то рассказ, а значит, напряжение и драматургия. Рассказа, однако, не слышно, напряжения не чувствуется, хотя это старательно замаскировано дизайном, аскетичным и неброским. Полутемные комнаты-кельи повышают интенсивность воздействия отдельных вещей, и без того достаточно сильных, словно призывая остаться с произведениями наедине.

Особенно это может понадобиться для знакомства с «Диалогами» Сергея Филатова и Александра Сенько — работой столь же лаконичной, сколь и пугающей. Оживленная беседа двух устройств ведется на языке, который не знаешь и с большой долей вероятности не узнаешь никогда. Принципиальная невозможность понимания со стороны слушателя замещается фантазиями, домыслами и звуковыми ассоциациями, иной раз не лишенными романтического обаяния, но теперь совершенно бессмысленными. Возникает парадоксальная ситуация, когда между зрителем и его современностью, помещенной под стекло, по сути, музеефицированной, образуется пропасть длиною в несколько эпох.

Эпохам, на этот раз минувшим, откликается инсталляция Андрея Поповского «Сигналы/прочего/времени», главная героиня которой — радиоточка, своего рода бытовой историзм. Композиция напоминает одновременно кладбище и космос в миниатюре. У стенки ютится невысокое надгробие, сложенное из задних панелей радиоприемников, над головой, пробиваясь сквозь мрак, покачиваются старые радиодетали — не то ангелы, не то спутники, посылающие кому-то редкие сигналы — свидетельства жизни прочей, вмурованной в бетон, словно и не звучавшей.

Но уже к настоящему обращена «Небесная флейта». Этот мистический аудиокалейдоскоп, вписанный авторами в петербургский текст, растворяет городские шумы до состояния тумана и наваждения — как и должно быть в самом умышленном городе в мире. Семь зеркальных колонн творят нечто, подобное слуховой галлюцинации, реагируя на движения преображенными поскрипываниями невского ветра, перезвонами строительных работ, призрачным эхом подземки, отголосками храмовых песнопений. При этом совсем не взаимодействие со зрителем определяет очарование произведения, а сочетание строгого и выразительного визуального решения с напряженным, обволакивающим звучанием, рождающим чувство тревоги или, наоборот, покоя.

«Флейта» могла бы играть в Петербурге и после закрытия экспозиции, в качестве одного из арт-объектов. Такой ход событий представляется тем более естественным потому, что «33 звука» появились в рамках «Музейной линии» — проекта, направленного на развитие городской среды. Подключившись к нему в числе первых, Манеж проявил незаурядные смелость и предприимчивость, в награду получив очередную возможность закрепить свои позиции как институции, идейно связанной с городом, и шанс показать себя абсолютно всем. И хотя ЦВЗ не раз выходил за пределы выставочных залов, «Музейная линия» лишила эти интервенции характера частной инициативы, ощутимо повысив их статус.

Скульптуры Дмитрия Каварги, открывшие проект, были похожи на осторожные шаги и оценку перспектив. Но сейчас, освоившись, Манеж пробует задать некий стандарт общедоступной выставки, где искусство занимает пусть не последнее место, но все же не центральное. Центра здесь вообще нет: немного музыки, немного образования, немного развлечений. Как знать, может, именно в таком ненавязчивом формате и стоит говорить с публикой о современном арт-пространстве. Вдруг кто послушает?

Подробную информацию о работе выставки и расписание дополнительной программы смотрите по ссылке.