Абстрактная живопись Алексея Ваулина обладает исключительными по своему значению качествами не только в рамках сегодняшнего дня, но и по меркам всей антологии искусства. Про его произведения можно сказать, что они «передают не внешний вид вещей, а их внутреннее значение» (Аристотель). Будто, про искусство Ваулина Франц Кляйн в середине XX века написал, что оно «преодолевает слова и обращается непосредственно к сердцу» и, вызывая «ощущение отсутствия времени, существует вне какой-либо конкретной эпохи». Ваулин мастерски пишет то, что невозможно передать словами. И в этом он близок к пониманию задачи искусства Джорджии О’Кифф, которая рассказывала, почему занимается живописью: «Я могу выразить цветом и формами то, что не получается выразить никаким другим способом, – то, для чего у меня нет слов». В конце концов, искусство Алексея Ваулина «всегда углубляет тайну» (Ф. Бэкон), оставаясь при этом неотделимым от его ежедневной явной жизни.

Имея фундаментальное академическое образование (МАХУ, ГСИИ), Ваулин выбрал стиль современного абстрактного экспрессионизма, как способ взаимодействовать со зрителем, «затягивая его в бездну полотна и не оставляя ему ни малейшего шанса вернуться обратно». Энергичными мазками, проработанной текстурой, богатой цветовой палитрой и пластической выразительностью художник, будто, вовлекает внутрь картины, становящейся синонимом Абсолюта. Ваулин достигает своего «фирменного знака» − узнаваемой живописной манеры. Этот подход напрямую связан с жизненной потребностью художника быть собой, утверждать свое самобытное видение, быть оригиналом, не копией.

Талант подлинности, в большей степени, заключается в смелости, а не в отточенном мастерстве преобразовывать воображаемое в действительное. Источником же смелости является та энергия, которая находит выход в произведении и наделяет его интенциональностью, заданностью и своеобразной внутренней логикой. Рискуя получить непредсказуемый результат в процессе творения, действия Алексея Ваулина напоминают первобытный ритуал, внешне похожий на выплеск энергии, но, по существу, контролируемый волей и отчетливым видением цели. Вообще уникальность абстрактного экспрессионизма тесно связана со словом «риск». Со времен формирования этого движения такие художники, как Марк Ротко и Барнетт Ньюман определяли искусство, как «приключение в неведомом мире, который исследуют лишь те, кто готов идти на риск».

Ваулин в своей смелой живописи приближается к «особой энергии пульсации существования, когда дообъектное видение способно охватить безграничное пространство без прошлого и будущего; пространство, расширяющее момент времени» (М. Мерло-Понти) и подчиняющееся абсолютному ритму вселенной. Подобно архаическому ритуалу художник в своих картинах превращает символы и абстрактные элементы в «некий «секретный язык», позволяющий освободиться от страха перед неведомым и перед бытием» (Г. Рид) и испытать чувство сопричастности к первобытному акту творения. Духовное родство абстракции с примитивным и древним искусством отмечал еще Герберт Рид в книге «Образ и идея. Роль искусства в развитии человеческого сознания», а также художники Готлиб А., Ротко М. и Ньюман Б. в Манифесте 1943 года.

Используя технику свободных ассоциаций, Алексей Ваулин создает образы архаичные и современные одновременно. Этот метод позволяет ему соединить свое подсознание с коллективным бессознательным, в котором хранится память древних культур. Абстракция Ваулина обладает глубокой эмоциональной силой, освобождающей зрителя от рационального анализа и позволяющей ему погрузиться в интуитивное восприятие. В то же время искусство живописца не перестает быть актуальным, так как постоянно обнаруживает новые интерпретации символических форм.

Проблема смысла абстракции стояла перед художниками-беспредметниками всегда. Как оправдать то, что они делают, когда в искусстве задача репрезентации давно решена? Как показать, что беспредметное имеет чрезвычайно разнообразную и сложную дискурсивную структуру? Как доказать, что, выбранная ими, художественная манера не является полностью произвольной? В творчестве Алексея Ваулина традиционные поиски абстрактного экспрессионизма переплетаются с социокультурным контекстом сегодняшнего дня. Художник предлагает зрителю рассмотреть «живопись жеста» не просто как канонический стиль, но как ответ на вызовы настоящего, наделяя значением и собственным уникальным голосом каждое свое произведение.

Неповторимость творческого метода Ваулина отмечена выразительным синтезом абстракции, как архетипического, «глубинного видения до зрения» (Р. Краусс) и визуального языка, выступающего важным фактором трансформации традиционной фигуративной линии в графическое беспредметное выражение. Ваулин разрабатывает новый визуальный способ общения со зрителем. Здесь уместно вспомнить Жоржа Матье и его восприятие каллиграфии, как «искусства знака, сумевшего освободиться от буквального содержания письма, и стать прямой силой смысла, предвосхищающего свою фундаментальную ценность» (Ж. Матье).

В творчестве Алексея Ваулина удивительно сочетание смысловой весомости символических форм и полного освобождения знака от содержания. Эта оппозиция формирует эффект невозможности повторения, когда каждая линия, каждая метка на картине уникальна. Не имея очевидной закономерности, и это сходно с практикой Франца Кляйна, формы «плывут и танцуют по холсту в манере, визуально напоминающей импровизационный би-боп-джазовый джем-сейшн, который невозможно записать или воспроизвести» (Ф. Кляйн).

И вместе с тем, Ваулин абсолютно индивидуален. Мягкие, обволакивающие линии его живописи создают ощущение теплой гармонии, совсем не так как при рассматривании произведений Кляйна, в которых сквозит автономная резкость и агрессия.

Предшественником абстрактного экспрессионизма считается информализм (art informel), возникший в 40-х годах XX века во Франции. Принципы этого движения распространились не только на более позднюю «живопись жеста», но и на актуальное понимание творческих процессов, развитие современного искусства сегодня. Акцент Art Informel на свободе самовыражения и индивидуальности связывает между собой художественную традицию одного из ведущих представителей французского информеля Жоржа Матье и актуальные практики современного поколения художников, таких как Алексей Ваулин.

«Абстрактное искусство − самое простое и в то же время самое сложное из всех искусств. Когда художник-фигуративист создает картину, он видит перед собой объект или сюжетную линию, которую он рисует. У него есть время, чтобы воспроизвести ее. Он может вернуться к своему холсту, подправить его, оценить эффект, сравнить с оригиналом и т.д. В абстрактной живописи все наоборот. Художник стоит перед своим холстом, и у него нет ничего, кроме тюбиков с красками и воображения, ни ориентиров, ни правил. Живопись теперь − это уже не репродукция, а изобретение. Это одновременно и возбуждает, и огорчает. Это требует необычайной концентрации. Художник в одно мгновение переходит от глубочайшего отчаяния к безумной эйфории. Он испытывает чистейшую форму экзальтации, глубокое чувство, которое никогда не будет знакомо художнику-фигуративисту», − скажет экранный персонаж Жоржа Матье в фильме «Норд-Эклер», 1998 года.

В искусстве Ваулина через наследование традиций абстрактного экспрессионизма, прослеживается влияние информализма. Композиции художника, завораживающие своей бархатистостью, плотностью, пастозностью, отличаются уверенной динамикой, которая возникает между центробежными силами цветовых взрывов и общим расположением картин в пространстве.

Акцент движения на текстуре, жесте и спонтанности, неслучайность поиска ритма роднят картину «Цветок» Алексея Ваулина и полотно Жоржа Матье «Время оставило свое пальто» 1987 года.

Живопись данного типа отмечена ярко выраженной гибридизацией, в отличие от поверхностных образных канонов, свойственных фигуративному искусству. Она пересматривает оплот классического искусства и такие основополагающие художественные принципы, как форма, тональная гармония, баланс, пропорции, единая композиция и централизованная структура.

Около 1936 года, рассматривая живопись Кандинского, Альфред Барр дал ей определение «абстрактный экспрессионизм». Это искусство можно было назвать спонтанным, не обладающим установленными, предопределенными формами. Воображаемое и мыслимое, наконец-то, воссоединились на холсте. Через непрестанную смену цвета и тени, хаос и порядок, эффект обоюдного контраста, «через беспредметное материя становилась цветом» (Р. Краусс) и приобретала очертания.

Своим мудрым наследованием традиций Василия Кандинского, Жоржа Матье, Жана Фотрие, Франца Кляйна, Барнетта Ньюмена, Марка Ротко и Джексона Поллока художник Ваулин возрождает веру в картину как в акт творения. Его «холст становится целым миром» (Г. Розенберг), фрагментом абсолютного ритма Вселенной, произошедшей из сингулярности, описанной Стивеном Хокингом. Важно отметить, что в живописи Алексея Ваулина есть «рудименты фигуративности» (Р. Краусс), но это лишь подчеркивает стремление художника сделать видимым ритм мироздания (вспомним первопроходцев Малевича и Клее).

Произведения Ваулина являются воплощением медитативного состояния, глубокого лиризма и личного духовного преображения. Чувства, которые любили выражать на своих полотнах «художники тишины», такие как Марк Ротко.

Кажущееся переплетение одной плоскости с другой и полное погружение в цвет наводят на мысль о времени начала миров. Роскошный алый, благородный золотой, успокаивающий бирюзовый на картинах Алексея Ваулина, действительно, «завораживают взгляд». Кажется, цвета отражают воспоминания об архаичных цивилизациях, безмятежности и благодати, окутывающей человечество до первородного греха. Принципы работы художника похожи на работу сейсмографа, только «сейсмографа его собственной души» (Ив-Ален Буа), к которой он хочет, чтобы мы получили некоторый доступ. Будучи современным абстрактным экспрессионистом, Ваулин переживает «драму человека, дерзнувшего встать лицом к лицу с абсолютом» (Д. Куспит).

«Возможно даже, что я один из тех редких счастливцев, которые могут полностью сбросить наручники и вести свою мелодию. В таком случае я храбрый импровизатор, в одиночестве противостоящий миру. Но делаю ли я вид, что играю на фортепиано или на самом деле извлекаю ноты посредством своих рук и сознания, звучит песня моей жизни, полная сбывшихся ожиданий и неожиданностей, усиленная резонатором судьбы, — баркарола, которая, я надеюсь, будет звучать и тогда, когда меня не станет», − Эрик Берн «Игры, в которые играют люди».

Именно в сложности, смелости и глубине заключается талант художника Алексея Ваулина, в его в способности соединять, казалось бы, несоединимое — личную мелодию души и универсальные законы мироздания. Его искусство не просто отражает эпоху, оно предвосхищает будущее, предлагая зрителю не только наблюдать, но и становиться соучастником этого творческого процесса.

Можно с уверенностью сказать, что наследие Алексея Ваулина будет не только вдохновлять будущие поколения художников, но и служить важным звеном в истории мировой абстракции. Его полотна — это живое доказательство того, что искусство способно говорить на универсальном языке, понятном любому человеку, независимо от его культурного или исторического контекста.

Алексей Ваулин — это художник, который не боится смотреть вглубь себя и в бесконечность Вселенной. Его творчество является вызовом времени, отражением духа эпохи и одновременно напоминанием о том, что красота, искренность и глубина всегда остаются вневременными ценностями. И как истинный «храбрый импровизатор», он играет свою мелодию, оставляя яркий и незабываемый след на полотне мирового искусства.