Так озаглавлена масштабная ретроспективная выставка художника, которую можно посмотреть до 8 июля в Венском Музее Леопольда. Тот, чью художественную манеру критики считали «неоправданно новаторской» и чьи картины были заклеймены Геббельсом как «дегенеративное искусство», а потом им же с выгодой перепродавались на Запад, снова покоряет австрийскую столицу. В Музее Леопольда сейчас выставлены более 250 экспонатов, связанных с жизнью и творчеством гениального чеха: 80 полотен, 95 работ на бумаге, в том числе до этого никогда не выставлявшиеся акварели и карандашные рисунки, множество фотографий, публикаций, документов и артефактов — включая реконструкцию знаменитой куклы, созданной в память о возлюбленной Альме Малер. 12 стран участвовали в создании экспозиции, дающей представление о творческой и политической деятельности Кокошки в Вене, Зальцбурге, Берлине, Дрездене, в странах Магриба, Праге, Лондоне и в швейцарском городке Вильнев, где он провел последние годы жизни.

[Not a valid template]

Экспрессионист

Кокошка-художник никогда не принадлежал знаменитым экспрессионистическим группам, таким как «Синий Всадник» или «Мост». Однако его выражающие самую суть визуальные образы лежали у истоков нового экспрессионистического мировосприятия и определили тенденции в искусстве последующих эпох.

В графике и живописи он выработал самобытный стиль «субъективного видения», отвергнув не только каноны классического рисунка и живописи, но и сам принцип изобразительного мимезиса. Придавая важнейшее значение примитивному искусству, Древнему Востоку и Африке, он использовал подобные техники для передачи внутренней энергии человека, для «просвечивания» его души. Выработанная им живописная техника поражала драматическим столкновением цвета, крупными колористическими формами и неровностью контурных линий. Столь же запоминающейся была его графическая манера, словно впитавшая в себя «нервность» эпохи, когда он формировался как художник.

Еще будучи студентом Венской Школы искусств и ремесел, он рисовал эскизы не с застывших в отработанных позах моделей, а со специально приглашенных жонглеров и акробатов, беспрестанно двигавшихся и репетировавших свои номера. Создавая в последствии портреты ученых, дипломатов, политиков, он настаивал на том, чтобы модели двигались и разговаривали. Готовые работы шокировали проникновением во внутренний мир; нередко заказчики отказывались от своих портретов.

«Люди жили в безопасности, но все испытывали страх. Я улавливал его, несмотря на роскошный, барочный стиль их жизни. И я портретировал этих людей с их тревогами и страданием». Оскар Кокошка «Моя жизнь»

Однако творческое самовыражение Оскара Кокошки не ограничивалось изобразительным искусством. Композитор Эрнст Кшенек, с которым Кокошка сотрудничал при создании оперы на основе своей пьесы «Орфей и Эвридика», заметил: «Кокошка не просто художник по своему ремеслу. Это человек искусства с усиленной визуальной стороной таланта. Он не просто создает кистью на полотне образы, его призвание — с помощью своего видения оживлять и формировать наш мир. Иногда из этого получается живопись, иногда театр, иногда — кусочек прожитой жизни. С легкостью могу представить, что однажды он перестанет рисовать, займется чем-то совершенно иным, и совершенно не заметит смещения творческого направления».

На протяжении всей жизни Кокошка переосмысмысливает каноны словесного искусства, отдавая предпочтение стихотворным поэмам, написанным свободными размерами, драматическим текстам, к которым сложно подобрать жанровое определение, автобиографическим рассказам и эссе об искусстве.

Самым известным его драматическим произведением можно считать пьесу 1907 года «Убийца, надежда женщин». Язык этой пьесы — отражение наиболее близкого автору вида искусства, изобразительного. Слова превращены в емкие образы, предложения сокращены до одного слова и восклицания. Обрывочный синтаксис можно считать переводом на вербальных язык экстатических картин и деформированных линий экспрессионизма. Обрывки не взаимосвязанных между собою восклицаний, произносимые персонажами, подчинены единственному упорядочивающему принципу — ритму. По мысли Кокошки, именно ритм и мелодика способны передать, минуя механизмы разума и сознания, эмоции и волнения души.

Премьера «Убийцы, надежды женщин» состоялась в июле 1909 года в Венском «Садовом театре». Для постановки Кокошка разрисовал лица и тела актеров узнаваемыми мотивами из своих графических работ — резкими черными штрихами, геометрическими формами и линиями, напоминающими вены и сухожилия. Декорации и костюмы были выполнены им же. Действие сопровождалось ударами барабана и звуками флейты. В «Садовом театре» собрались около двух сотен человек, чей интерес и антипатия к автору были подогреты прессой задолго до спектакля. Однако Кокошка не побоялся провести театральный вечер, сопроводив его провокационным плакатом, стилизованным в духе «Оплакивания Христа».

Известный венский историк искусства и критик Артур Рёсслер много лет спустя так охарактеризует эту постановку: «Одной летней ночью неподалеку от собора Святого Стефана состоялось представление, составленное из спутанных, хаотичных сцен. <…> Из всего сказанного на сцене многое осталось непонятно зрителям. Неясные словесные образы, магические знаки, странная символика слов и освещения. Но еще более волнующим была взаимная агрессия двух, разделенных пропастью и погрязших в любви-ненависти, полов: мужчина и женщина по очереди отвергают и притягивают друг друга, но навсегда остаются в своих мирах. Со времен Стриндберга ничего не изменилось».

И в дальнейшем, выступая одновременно как драматург, режиссер и художник-сценограф, Кокошка предпочитал для постановки своих пьес неформальные сценические площадки: кабаре, театральную площадку под открытым небом, экспериментальную Камерную сцену Макса Рейнхардта. Стремясь к расширению театрального языка, Кокошка инициировал и создание музыкальных интерпретаций своих драм, привлекая к сотрудничеству оригинальных немецких и австрийских композиторов — Пауля Хиндемита и Эрнста Кшенека.

[Not a valid template]

Эмигрант

Учитывая негодование, вызванное живописными и театральными работами молодого художника, Министерство культуры и образования Австро-Венгерской империи дало указание директору Школы искусств незамедлительно исключить студента Кокошку. Так начинается эра странствий молодого художника.

Руку помощи протянул архитектор Адольф Лоос, обеспечивший художника многочисленными заказами на портреты. Лоос представил его Карлу Краусу и Петеру Альтенбергу, ввел в творческую среду Вены и Берлина, а также познакомил с издателем журнала «Штурм» Гервартом Вальденом. В 1910 году Кокошка переезжает в Берлин, оказавшись у истоков известнейшего экспрессионистского журнала «Штурма». За два первых года его существования там были опубликованы около 30 рисунков Кокошки и его скандальная пьеса «Убийца, надежда женщин». Кокошка работал в издательстве Вальдена одновременно как помощник редактора, репортер и разносчик.

В 1917 году он переезжает в Дрезден и несколько лет преподает в Академии искусств. Он много путешествует, знакомится во Франции с Луи-Фердинандом Селином, Клер и Иваном Голль, изучает Италию, Испанию, Грецию, Турцию, Израиль и Северную Африку. В 1934 году художник переезжает в Прагу, где знакомится со своей будущей женой Ольдой Палковской. Последним лондонским рейсом Кокошка — уже как чешский гражданин — вместе с Ольдой покидает Прагу, спасаясь от вторгшихся на территорию Чехии немецких войск. Бракосочетание с Ольдой состоялось в лондонском бомбоубежище в 1941 году. Чуть позже он получает британское гражданство.

После долгих лет эмиграции в 1953 году художник с женой переселяется в местечко Вильнёв на Женевском озере. Кокошка трижды принимает участие в крупнейшей послевоенной выставке немецкого искусства Dokumenta и снова, вплоть до смерти в 1980 году в Монтрё, много путешествует — по Великобритании, Италии, США, Греции, Германии и Марокко. Незадолго до смерти он вернул себе австрийское гражданство.

Европеец

Являясь одной из самых экстравагантных фигур среди художников ХХ века, Кокошка в полной мере познал, что значит иметь славу, которую не признают соотечественники и современники. Начиная с театрального показа в «Садовом театре» в 1909 году и выставки годом ранее, на которой Кокошка представил свои первые интроспективные портреты, его художественное видение вызывало скандал и неприятие, неизменно повторявшиеся на протяжении его долгой творческой биографии.

Но его провокативные работы создавались не ради эпатажа. Он был художником-самоучкой, заставившим смотреть по-иному на искусство, и личностью с активно выраженной гражданской позицией. Когда 86-летний художник Макс Либерман после захвата власти нацистами в 1933 году потерял пост почетного президента Прусской академии искусств, Кокошка выступил с открытым письмом от всей «художественной собратии» в поддержку почтенного метра. Когда из немецких музеев конфисковывались работы, не угодившие Геббельсу, и несколько картин Оскара Кокошки были «преданы анафеме» на выставке «дегенеративного искусства» в Мюнхене, он пишет «Автопортрет „художника-дегенерата“» и создает плакат, агитировавший за принятие баскских детей, ставших жертвами воздушного налета немецких летчиков на Гернику, и предостерегавший перед нападением на Прагу.

В пражской эмиграции он основывает «Союз Оскара Кокошки», свободный от идей насаждаемой Третьим рейхом эстетики и объединявший художников-эмигрантов. Члены кружка регулярно встречались и устраивали художественные выставки и творческие мероприятия. Помимо этого Кокошка помогал организовывать выставки художников из судетских немцев.

[Not a valid template]

В годы эмиграции в Лондоне Кокошка находится в центре антинацистской и антимилитаристкой деятельности: входит в президиум «Свободного союза немецкой культуры», целью которого становится сохранение и развитие немецкого искусства (наряду с ним в президиум входили критик Альфред Керр и прозаик Стефан Цвейг). Поддерживает тесную связь с австрийскими эмигрантскими организациями, публикует антимилитаристские статьи в прессе, например, эссе «Истина неделима». Он собирает средства для Красного Креста: в том числе перечисляет 1000 фунтов, полученные за портрет посла России в Лондоне, на лечение русских и немецких солдат, раненных под Сталинградом. В войне для него не существовало разделения на своих и чужих, в ней он видел общечеловеческую боль.

К Рождеству 1945 года Кокошка создает плакат «Христос помогает голодающим детям Европы» и на собственные средства печатает его в количестве 5000 экземпляров, а затем с Ольдой расклеивает экземпляры на станциях лондонского метро. На выставке «Свободное немецкое искусство», среди почетных гостей которой был Джордж Бернард Шоу, Кокошка представляет масштабное антивоенное полотно «За что мы боремся». Затем по инициативе художника в Лондоне проводится выставка детских работ, озаглавленная как «Война глазами детей». На открытии выставки Кокошка скажет: «Юные художники показывают страдания войны, и это подтверждает, что существует только единственный путь, по которому человечество может прийти к взаимному согласию — и это путь гуманизма».

В своих поздних живописных и литературных работах он обращается к Древней Греции: Эллада, Аристофан и Геродот становятся источниками его вдохновения. Роль человека в обществе и поиски идеального человеческого сообщества волнуют и занимают его воображение. Летом 1950 года с помощью зальцбургского галериста Фридриха Вельца Кокошка открывает в крепости над Зальцбургом международную летнюю академию изобразительного искусства, «Школу видения», задачей которой было не научить молодых людей за месяц рисовать, а «открыть их глаза на то, что есть искусство» (Оскар Кокошка. Моя жизнь). По примеру чешского мыслителя XVII века Яна Комениуса Кокошка видит залог преобразования общества в обучении и просвещении молодого поколения.

Его эстетическое видение было лишено каких-либо национальных границ и стереотипов. Кем бы он ни был — «венским дикарем», как окрестила его пресса в начале ХХ века, уважаемым дрезденским профессором, чехом-антифашистом в Лондоне или британским подданным в Швейцарии — он думал прежде всего об осознанной ответственности человека перед происходящим в мире.